Добро пожаловать в суровый мир геев (с)
Название: Magic.
Автор: Peter Rostov
Бета: life88
Фэндом: EXO-M
Персонажи: Тао/Чондэ
Жанр: Ангст, повседневность
Предупреждения: АУ, ООС
Рейтинг: R
3316 словТао, облокотившись на стену, молча наблюдет за диалогом друга, изредка разминая пальцы, и ощущает слегка неприятную боль в ногах от долгого стояния в одной позе. Глаза неприятным образом щиплет от атмосферы, что окружает его с Крисом.
Разговор длится уже более часа – китайцы не желают «делить территорию» с внезапными мигрантами.
- Мне не трудно повторить. - Крис хватается грязными руками за переносицу и тут же одергивает себя, начиная раздражаться такими пустяками. – Ваша территория – ваша. Нам ничего не надо.
Низкорослый китаец морщится от слов, словно голос Криса – лезвие режущее металл; и брезгливо толкает в грудь первого, давясь собственным ядовитым смехом. Рядом стоящие парни напрягаются и ожидают реакции, которая не заставляет себя ждать: младший, что стоял в стороне, прочищает горло и тихим голосом оповещает, что пора прекращать цирк и расходится по- доброму.
По закону жанра – все бессмысленно – слова вызывают новую волну смеха «главаря», подхватываемую собачим лаем и присутствующими в переулке, всех кроме Криса и Тао.
-Нет, так нет. Потом не жалуйтесь.
Они сидят в кафе и занимаются своими делами, не обращая внимания на людей, маячивших без конца, и их косые взгляды. Крис вытирает салфеткой прикипевшую кровь на лице Цзытао, то и дело извиняется. Младший лишь улыбается в ответ, но молчит. Потому что говорить нет сил, да показывать это хочется меньше всего. Он должен быть сильным, даже если удается не всегда: хочется спрятаться в темноте и соскабливать весь страх, душа на корню доставучую усталость.
Неаккуратное прикосновение старшего, и Тао отворачивается к окну, всего лишь стесняя в зубах болезненные ощущения. И замечает парня, который наблюдает за ними – молча стоит и смотрит. У незнакомца глаза, наполненные сладкой грустью, что томиться похожими сгустками в душе Тао. Губы тонкой ниточкой прикрыты и не малейшего намека на улыбку. Впрочем, это ненадолго: в следующее мгновение парень кукольно поворачивает голову на бок и улыбается, так, словно ему сносит крышу. Он источает солнечные зайчики, что приятно кусают за раненную кожу лица, прогрызая до крови.
- Тао, прекрати улыбаться. У тебя же раны открылись опять, - разрушает все в один момент Крис: как настоящий старший брат, который отчитывает нашкодившего сорванца-брата.
Салфетка падает на пол, когда Цзытао встает с места и, поклонившись, уходит из кафе, заведомо предупредив, что вернется поздно.
Он чувствует, что те самые «зайчики» сделали что-то неправильное. Они успели добраться до самой груди – самого главного – прогрызая в ней дырку, и заложили небольшой уголек, непременно заштопав, будто ничего и не было. Неприятно.
Бежать надоедает именно в тот момент, когда знакомо-незнакомый силуэт мелькает перед глазами.
- Постой.
А парень и рад становиться, точно ожидает, видит, знает. Не надо гадать и переспрашивать, это именно к нему обращаются.
- Чен. Или Ким Чондэ. – уточняет мистер-опасная-улыбка.
- Тао, Цзытао.
Чондэ проводит еще влажными от спермы пальцами по губам, пошловато слизывая остатки, и улыбается широко, словно ребенок, который съел плитку шоколада, вот только руки предательски дрожат.
- Ты – хороший, - выдыхает Тао и слегка хмурится от своих же слов, словно не он их произнес, и прозвучало до брезгливости и мурашек дурно.
- Спасибо. –Чен собирает разбросанные вещи, для того, чтобы поскорее покинуть помещение, которое насквозь пропитано запахом секса, тяжелым дыханием, шуршанием одежды – это все витает в комнате, не позволяя сосредоточиться на разговоре.
- Следующего раза не будет, да?
- Наверное, - выдержав паузу, отвечает нерешительно-решительный Чондэ, чем рушит все ожидания Тао.
Он скидывает на Чена лишнее - бумажник, ключи от квартиры и листок со своим номером (на всякий случай) и неубедительно щурится, стараясь скрыть неудовлетворенность по всем фронтам.
- Хочу нормального секса.
Не успокаивается Цзытао и ерзает по креслу, в котором совсем недавно раздвигал ноги, толкался вперед – на встречу разгоряченному рту Чондэ; стонал и выгибался, так, словно его кости ломали в мучительных пытках, и хотелось прекратить страдания, поддаваясь этой игре и добивая самого себя, лишь бы не мучится более, но не успел – неудовлетворенно кончив от пошлого стона Чена.
Чондэ не обращает внимание на одурневшего от запаха мускуса Тао, лишь изредка цепляясь за мысли, скоблившиеся распаленными ногтями по кромке мозга, что ему хочется остаться и удовлетворить обоих.
Когда Тао видит удаляющуюся спину старшего (именно старшего: отчего-то в этом он не сомневался), то понимает, что его слова были пустым звуком. Ему совсем не хочется язвить и резать больно словами, хочется лишь отпустить и забыть, но не выдерживает и плюет на все.
- Да, что это я про нормальный секс.
Визитка сминается в руках Чондэ так сильно, что кости звонко хрустят, но он не поворачивается и не смотрит на младшего, давая время последнему, исправится и сделать все возможное, чтобы Чен не послал его. Жалкое чувство раздирает в клочья все внутри, но старший молчит, и не смеет выкинуть визитку – уходит, не закрывая за собой дверь, лишь выбрасывая на пороге непонятной формы то ли салфетку, то ли листочек, всем видом показывая, что вернется.
Тао матерится, и слизко-отравленные слова доходят до его мозга – он совершил ошибку, за которую его простили. От этого накатывает ощущение грязноты и блядства, хочется забиться в душе на добрых три часа и соскабливать с себя кожу до крови, чтобы вместо нее регенерировала другая - непорочная, совсем нетронутая гнилью его обыденной жизни.
Однако, вместо душа он идет к двери, поднимает записку и захлопывает дверь, не замечая сидящего на лестничной площадке Чондэ, которого ломает при виде бумажника, где лежат долгзапоминающиеся цифры, чужие.
В записке, что оставил старший, адрес наполовину стертый, поэтому на разбирание записи уходит приличное количество времени, и разбавляет разбирание хангыли бутылка соджу. Сливается быстро – грубыми глотками, до рвотных порывов и тошнотворных влажных дорожек по телу, до едкого запаха в носу. Тао быстро отключается, забываясь в пьяных снах, распластавшись на холодном полу, и игнорирует звонок в дверь.
Чондэ ненавидит это новое чувство в груди, оно заставляет совершать дикие поступки по отношению к окружающему миру. Ему больно до мозга костей от каждого слова этого странного Тао, он отвратно давится в своих же мыслях, давит в себе бессмысленных бабочек, жуков и прочих насекомых, которых в принципе терпеть не может. Он чувствует, что за несколько часов отказался от собственных желаний, и сделал чужой мир своим, расстилаясь чуть ли не ковром, по которому можно топтаться.
-Отвратительно.
Ощущения, что остались на губах, не проходят даже через неделю, заставляя вариться в собственном желании еще больше обычного. До невозможности не хочется ходить в ванную, потому что там нет никого, кроме него и мыслей о том вечере – все концентрируется в одном месте и монотонных движениях, заставляющих стонать от удовольствия и боли.
На телефоне высвечивается двадцать два пропущенных звонка, и одно непрочитанное смс от неизвестного номера через месяц после встречи с Чондэ.
Тао сидит в библиотеке и теребит в руках старой модели мобильник и давит в себе отчаянье, что, довольно улыбаясь, свешивает свои ножки на плечи парня. Не такой уж и неизвестный номер – после прочтения смс парень понимает это.
«Кажется, следующий раз будет».
Район выглядит довольно старым, здесь практически невозможно встретить молодое поколение. Земля источает запах сырости и тоски – это ощущается каждой клеточкой тела. На секунду Тао думает, что забрел не в то место, и пора бы позвонить Крису, чтобы попросить забрать из этого лабиринта старости и забытости. Тяжелые капли дождя подгоняют Цзытао, а ветер направляет своими нашептываниями, где его ждет Чондэ. И не ошибается – мистер-опасная-улыбка сидит на скамейке под небольшой крышей. Его угловатые коленки оголены и подрагивают от прохлады, ожидания прикосновений.
- Привет.
Влажно-горькие поцелуи истязают коленки Чондэ. Цзытао исследует каждый миллиметр заветной кожи, морщится от привкуса солености и вдыхает в себя ощутимое возбуждение старшего. Бедра из синяков и легких царапин западают в грудь, где неприятно разгорается этот чуткий на хозяина уголек. Чондэ протягивает руку к Тао, сидящему на полу и вылизывающего его коленки, и закрывает глаза, улавливая каждое движение-прикосновение.
- Прекрасен, – на китайском поет Чен, в последнюю долю секунды прикусывая губу.
В мозгу Тао перещелкивает. Он готов поклясться, что ясно слышит щелчок, а после все как в замедленной съемке.
- Идеален, - слизывается вывод с кисти рук Чена.
Чондэ нравится такая пассивность Тао, как спящий вулкан - никогда не знаешь, когда начнется извержение.
Затравленные насекомые в животе перерождаются и с новой болью соприкасаются крыльями с внутренней стороны живота. Они дико рвут на части от ощущения наполненности: теплой спермы внутри. За все время боль гуляет, где-то на просторах забытости и не изъявляет желание помучить: добрая боль. Больно становится лишь тогда, когда Тао уходит, молча вытерев со лба Чондэ капли пота и поцеловав в висок.
- Я ничего о нем не знаю.
- А должен? – вопросительно поднимает бровь Крис и улыбается своим мыслям, что успели догнать его уже после того, как спросил. – Пригласи его на наши посиделки с Луханем.
- Что?
Тао пугается и ощущает себя маленьким ребенком, которого выбросили во взрослую жизнь. Наверное, так оно и есть, гадко признавать. Самому делать какие-то шаги, управлять тем, чем все равно не под силу – жутко.
Не допивая стакан пива, Крис выходит на лестничную площадку, чтобы с кем-то поговорить по телефону, и предательски оставляет Тао наедине со своими мыслями. Ненадолго, потому что возвращается с гаденько-подозрительной улыбкой. Цзытао желает провалиться сквозь землю от этого тяжелого и упрекающего взгляда старшего.
-Ребенок.
Тао показывает язык, чем подтверждает слова Криса, но ему все равно.
Чондэ иссякнул. Его не стало для себя. Пустая и вечно работающая оболочка. Его затеряло где-то в ошибочном прошлом, которое сжигает всю кровь. Он начинает сам того не понимая заучивать китайские слова, значения которых не выходят за рамки «любить», «хочу еще» и «отдамся».
Хочется еще – Чондэ знает, а гаденько посмеивающееся гордость показывает язык и мотает головой категорически отказывая в телефонных звонках и смс.
- Тебе нужен выходной, – бесится Лухань.
- Мне нужно новое сердце.
- Приходи завтра к нам, - он диктует адрес и отвлекается на клиента, который сердито поглядывает на парней минуты три.
Подзатыльник оказался весьма болезненной и неплохой мотивацией: Чондэ задумался, где сделал просчет и как лучше исправить то, что успел натворить, и снова стал раздражать своей невнимательностью Луханя. Чтобы искупить свои оплошности Чен приходит по указанному адресу, где нет ничего, кроме отказанных желаний.
В душной комнате, где невозможно дышать, видеть и двигаться, Тао сцеловывает с шеи Чена боль его одиночества. Руки наглаживают напряженный живот, сцарапывая страх неразделенности.
А мысли выплясывают веселые хороводы, доводящие до головокружения.
- Тебе страшно?
Сердце Чондэ сжимается в маленький комочек и выжимает из себя последние соки боязливости, не к Тао, а к временным пространствам.
- А тебе?
Конечно, романтического ответа никто друг от друга не ждет, в очередной раз отвлекаясь на удовлетворение собственных потребностей. Неправильно. Но так хочется обоим.
Когда Цзытао видит разбитую губу Чондэ, маячившего то и дело возле Луханя, ему хочется пойти и удавиться от собственной слепоты. А еще из-за Луханя, который молчал все это время, что его тоже достают китайцы своими «разборками».
Тем не менее, в Тао невероятным образом образуется проклятое чувство радости, что сочиться яркими лучами и хватается за губы, чтобы растянуть на них загадочную улыбку.
Чондэ щуриться от боли, не обращает внимания на Цзытао, лишь закрываясь в себе, думает о том, как бы уменьшить кровотечение.
- Помоги, - орёт в панике и невнятно Лухань, будто Чен умирает у него на руках и нужно срочно что-то с этим делать.
А делать «что-то срочно» оказывается нужно. Потому что есть еще Крис. И сам Тао.
- Доставучие парни же попались.
Не задумываясь, младший подрывается с места, в сторону, откуда пришли старшие. Чондэ мрачнеет с каждым шагом Цзытао, и последний совсем слабеет в своих эмоциях к Крису. Он останавливается около старших, потому что тело напрочь отказывается двигаться дальше. Неспособно бросить то, что и так потеряно, но все же есть.
- Дурак, - заключает Чен, когда чувствует дрожь в подушечках пальцев младшего.
Его глаза заливаются еще большей грустью с солёным блеском.
Крис любит рассказывать истории поздним вечером, если выпадет шанс: Лухань заглядывает в гости к нему и Тао.
Цзытао в каждый подобный вечер улыбается и делает вид, что слышит все в первый раз. Ему нравится обманывать Луханя, смотреть, как он веселиться с Крисом, читать все по смеху друзей. И засыпать под диалоги-споры – так не холодно.
Сегодняшний вечер отличается. Есть Крис, есть Лухань, есть и сам Тао. Разговоры, смех, споры. Все есть, и даже больше.
На кухне сидит Чондэ, прикладывая холодный лед к губе, и не смеет нарушить домашний уют «семьи», ощущая себя обузой. До тех пор, пока в дверном проеме не появляется Тао в свободной футболке и легких шортах, кажется дико родным и жарким. Ребенок с неуверенностью на губах и в глазах топчется на одном месте.
Чондэ улыбается, потому что понимает – раньше никогда не присматривался к другим сторонам Тао. И дико хочется их рассмотреть, изучить и спрятать, чтобы некоторым не подавно было любоваться тем, чем может любоваться только он.
- Крис сказал, что ты можешь пожить какое-то время у нас.
«Пожить» - это было громко сказано. Возможно, Крис и Тао были счастливы, зато Чондэ тихо матерился на свою глупость. Мерзкие типы его не донимали, зато домашние обязанности очень.
- Я вам в домработники не нанимался, - причитает каждое утро перед выходом на работу Чен.
Он готовит завтрак с пяти утра, убирает разбросанные зубные щетки, вытирает намыленные полы и запихивает в шкафы, без того наполненные, одежду. А Крис тем временем спит и видит десятый сон. Да, просыпается он всегда последний, когда Тао начинает прыгать на его кровати, словно маленький.
- Буду поздно.
Дверь закрывается, и Тао прекращает прыгать, как ненормальный, его улыбка съезжает вниз. Тяжелый и разочарованный вздох не заставляет себя долго ждать. Ему всегда хочется позавтракать с Чондэ, но попросить об этом язык не поворачивается.
А старший не видит. Жизнь в этом доме тяжела – это читается по одним лишь твердо сжатым кулакам Чена, и холодным поцелуям в ванной поздно ночью.
- Когда же ты повзрослеешь?
- Прости, я больше не буду прыгать на кровати.
Крис уходит в откровенный фейспалм, понимая весь масштаб трагедии.
Проходит месяц с тех пор, как Чондэ проживает в квартире Криса, и Тао. Если быть точным, то квартира принадлежит Крису. А значит жить ему здесь разрешено только по прихоти младшего, чувствовать себя, как дома неприлично стыдно. Да, Чондэ с некоторых пор задумывался о переезде обратно к себе. Где ему удастся разжечь воспоминания прикосновений Тао. Уловить запахи и услышать шорохи – хочется.
- Не вздумай уехать. Иначе мелкий крышей поедет. - Однажды заявляется Чондэ, когда они с Крисом сидят в гостиной и смотрят фильм.
Чен ежится от холодности Криса. Но в его голосе столько тепла, что Чондэ готов расплакаться и позавидовать таким отношениям. Они правильные.
- Но, - молча согласиться не получается.
- Все нормально, если тебя совесть грызет, то можешь платить часть за квартплату.
Тао стоит в комнате и слышит разговор, его пристыдил Крис за нерешительность. За несколько лет вырабатывается привычка понимать все с полуслова, недоговоренность есть только в словах, на деле диалоги заканчиваются где-то в подсознании их двоих.
- Бесит.
Чен и Тао давно не занимались сексом. Чондэ боится, что его внутренности сожрали бабочки, и он перестал что-либо чувствовать. Чрезмерно много думал – показалось.
- Ты – хороший.
Тао прижимается горячей грудью к спине Чена и упирается уже твердой плотью. Он помогает наклонить голову в бок, открывает шею для щемящих поцелуев. Чондэ молчит, лишь тяжело дышит, но не поворачивается.
Все та же маленькая и душная комната с давящими стенами впитывает новые стоны и влажные звуки, чтобы сыграть их в следующих раз для Тао перед сном, вместо колыбельной.
- Я хочу вернуться домой.
Ком в горле не позволяет сказать и слово больше. Сердце Тао замирает, или, возможно, умирает с последним ножом, который вонзил в него Чондэ. Тем не менее, находит в себе силы и продолжает двигаться внутри Чондэ.
Секс стоя - самое болезненное, что смог испытать в своей жизни Цзытао. Даже кончить было до неудовлетворенности тошно. Он прикусывает солоноватое плечо старшего, злясь на решение Чена.
- Почему?
- Потому что неправильно так жить.
Чондэ уезжает в Китай, продав свой дом, уволившись с работы и главное, оставив Тао одного в океане их чувств без спасательных кругов и лодок.
- Идиот, - Лухань бормочет под нос.
- Он – хороший, - заступается за Чондэ Тао.
- Да, не он, а ты!
Потому что Лухань рассказывает про учебу Чена в Пекине, что он давно замечал разного рода клочки бумаги, салфеток, стикеров, где были начерканы корявые иероглифы. Энтузиазм корейца в изучении китайского зарядил Луханя неплохими, как он сам думает, идеями, поэтому подтолкнул к обучению в самой стране. Последний очень даже не против.
Немного задумавшись, старший все-таки выкладывает еще, что они договорились встретиться в Пекине через два года. Зачем? Лухань не более чем поддался странному порыву и предложил – не пожалел. Ведь Тао рассказывает про Чондэ, не скрывает ничего, разрезая буквами о мистере-опасная-улыбка вдоль тела свою кожу, чтобы открыться и показать все. Наконец-то попросить помощи, вытащить уголек из груди и позорно разреветься на коленях у старшего.
- Извини-извини-извини, - без устали нашептывает Цзытао, когда понимает, что потерял все, чего даже не было.
- Два года.
- Много, - утыкается до боли и замолкает.
Проходит год, а Тао ничего не забывает и пытается хоть как-то связаться с Чондэ. Ему трудно дышать, когда он слушает новости о корейце в Китае от Луханя, который, кажется, счастлив. Определенно скрывает что-то.
- Чен-Чен часто звонит, чтобы узнать, как у Тао дела, – признается Крис, и не догадывается, что младший подслушивает их телефонный разговор с Луханем, с диким остервенением разрывая листы в книге по корейскому языку.
Теперь все становится на свои места: частые звонки на домашний в одно и тоже время, косые взгляды Криса, частый гость – загадочно шепчущийся с Крисом Лухань. И самое главное, любимые сладости из Пекина, неизвестным образом оказавшиеся в их доме.
Чондэ запомнил, что любит кушать младший – удар в самое сердце, еще один, и еще, их уже столько, что пора бы остановиться и умереть. А уголек больно начинает разгораться, напоминая о своем существовании. Рано умирать.
- Невозможно. Ты, - хочется выругаться. – Хороший.
Тао пробует на язык любимое определение Чондэ, вспоминая его поцелуи: сколько было в них тепла, и прикосновения губ к коже домашние и согревающие.
- Алло, Крис?
Чондэ чувствует себя некомфортно, ибо на другом конце провода тишина. На долю секунды парень расслабляется, чтобы поперхнуться воздухом, когда слышит ответ, разрушающий созданную заново вселенную.
- Не смотря ни на что. Ты – хороший.
После слов Тао тело Чондэ ломает несколько дней, руки трясутся, а ровные иероглифы шутливо кривляются перед глазами, изменяя смысл слов. Еще немного потерпеть - все пройдет. Чувство в груди утихнет и останется пробовать выдумывать новый светлый внутренний мир, свою вселенную, стирая прошлое.
С тех пор Чондэ не звонит в Корею. Впрочем, строить свой новый мир не получается. Абсолютно ничего не получается.
- Кого я обманываю?
Он отсылает шоколад для Тао на четырнадцатое февраля, молясь, чтобы сладость никогда не попала в руки младшего.
Усталость всем телом наваливается на плечи Цзытао - не выдерживает и просит у Криса купить билет на первый же рейс до Пекина.
Трубка разрывается на маленькие частички: усталости, тоски и желанияи банального желания отомстить за мучения обоих.
- И кто еще из нас ребенок?!
- Ты! – Лухань смеется в трубку и не желает выдавать адрес, где живет Чондэ.
- Я ненавижу вас всех. Все равно улечу в Пекин и найду! – пытается пойти другим путем Тао, зная заведомо, что подобный цирк со старшим не прокатит.
- Давно не трахался, животное? – игривый тон утекает стремительно и бесповоротно.
Цзытао кричит от безнадежности, громко, пока не хватает сил и дыхания. Боль душит злость к старшим, к Чондэ, ко всему, что его бездушно окружает. И молчит до тех пор, пока Лухань не расшифровывает в обычном крике все, о чем не способен сказать в словах Тао.
- Повзрослей уже наконец-то и прекрати орать.
Арес он записывает размашисто и по-дурацки непонятно и ломает о журнальный столик телефон, теряясь в своих мыслях, и не обращает внимания на удивленного Криса, когда уходит к себе в комнату.
В Пекине не жарко, зима не собирается уступать свое место весне, больно хватаясь морозными языками за оголенные участки кожи.
Чондэ прогуливается по закоулочкам, в которые не успел заглянуть в поисках «жертвы» болезненный ветер. До дома остается немного, и в груди все сжимается, падая тяжелым камнем вниз. Тао сидит на крыльце – не показалось, потому что его Чондэ ни с кем не перепутает.
Улыбка выходит жалкой, даже слишком, для человека, который хотел увидеть того, о ком слишком много думал, за все то время, что он потратил на изучение китайского.
- Ты подрос, - замечает Чондэ и по-домашнему одергивает рукав младшего.
Его китайский неидеален, но акцент заставляет влюблять в себя еще больше обычного.
Засмеяться от подобных навалившихся слов нетрудно. Ему все еще трудно попросить прощения, сложно быть первым в исправлении ошибок. Но он попробует.
- Давай встречаться?
Все те же: Тао/Чондэ, pg-13. NEW
1221 слово. Продолжение.Чондэ лежит на кровати, уткнувшись в подушку, желая скорее задохнуться. Но вместо этого податливо стонет в ткань, наполненную первыми воспоминаниями, запахом боли и жажды, сжигающие изнутри. Тао рисует языком влажные признания в любви, осторожно, чтобы не ошибиться с моментом – все размерено, до удушья хорошо.
- Ну, можно я перееду к тебе?
Старший не сдается и молчит, упрямо, с тяжелым дыханием и сумасшествием на языке. Еще несколько отчаянных прикосновений и ведь сдастся. Чондэ чувствует всего Тао, но боится принять, и утонуть где-то в постоянных давно недетских желаниях. Еще крепче закусывает край подушки и рычит так, что Цзытао отстраняется.
- Иногда мне кажется, что только один из нас любит по-настоящему.
Он уходит, так быстро и с болью в глазах, что Чондэ даже не успевает сказать и слова, лишь зарывается в простыни и глупо стонет.
-Дурак.
Крис скептически осматривает зареванного Тао и дает ему оплеуху, в последнюю секунду жалея о содеянном, потому что тело младшего горит. Цзытао трясет от нахлынувшего вируса и чувства жалости к себе. Он проходит в комнату с остервенением снимает с себя одежду и кидается на кровать, закрывая уши, глаза и все что можно, одеялом, и старается забыться. А Крис – любопытный.
- Что на этот раз не так?
- Все не так.
Глаза Тао совсем потухают - холодность Чондэ соскребает с них последние остатки веселых светлячков. Цзытао бездельничает целыми днями и перестает выходить на улицу, заявляя, что болен, но в больницу ни ногой. Да на работу забивает, потому что так надо, и есть возможность.
Он от скуки убирается в квартире, и вспоминает каждое мгновение, подсмотренное за Ченом.
Ему до мурашек и дрожи в руках нравилось наблюдать, как старший вытирает мыльные разводы, что оставил сам же Тао, как складывает зубные щетки, с усталостью и грустью в глазах. Отчего хотелось помочь, но Цзытао в очередной раз трусил и прижимался к косяку поближе, в бессмысленных попытках унять возбуждение. Нравилось скрываться в комнате Криса, который своим сопением заглушал дикое биение сердца. Даже застрявшие слова порой приносили мученическое удовольствие. Потому что это все для Чондэ - каждое мгновение-воспоминание заражающее вирусом, что разжигало все внутри.
Тао слишком больно, чтобы не вздыхать тяжело, и не выдавать все свои чувства одним лишь случайным прикосновением к кружке Чондэ, которая в следующую секунду летит в раковину и разбивается на глиняные осколки.
Он закидывает в раковину рубашку забытую старшим и включает кран. Капли ударяются о хлопковую ткань и отлетают на руки Тао, кусаясь и проникая под кожу, по самой крови донося до разума«присутствие» Чондэ.
По ощущениям дом для Тао стал чужим, по сути своей он никогда не был его, но чувства уюта всегда накрывало своими крыльями с головой. С недавних пор все здесь чужое и будто не их, Чондэ. Каждый предмет пропитался им. И колыбельные стали болезненными нотами, что прогоняли сон, до отвращения скребясь по стенам. Следует избавиться от всего изнуряющего – какое дурацкое решение.
- Хватит издеваться над рубашкой. Порвешь же! - не выдерживает Крис и вытаскивает силком из ванной младшего.
- Отдай! Отдай! Отдай! – кричит Тао на закрытую дверь, но даже так он видит, как старший показывает фак и ухмыляется.
Попытки отвлечься на уборку не срабатывают, поэтому Тао пытается рисовать. Лухань до одурения смеется, когда видит творчество младшего: несуразных крокодилов, панд и цветочки. Цзытао молчит, но по глазам, что блестят в свете летнего разгоряченного солнца, можно прочитать – обиделся.
- А Чондэ вам тут наготовил всяких вкусняшек.
- Что же он сам не пришел? - интересуется Крис, высунувшись из полупустого холодильника, где собиралась проводиться экспедиция «что бы поесть».
- Не бери!
Тао выхватывает пакет из рук Луханя и порывается выкинуть в мусорку, словно еще одна бессильная попытка избавиться от чувств. Может в следующий раз стоит попробовать выкинуть сердце?
- С ума сошел! Это же еда, - сопит изголодавшийся Крис. – Не хочешь сам, дай другим.
- Ни за что!
Лухань выжидающе наблюдает за перепалкой друзей. И когда Цзытао совсем теряется в своих эмоциях, старший выхватывает пакет, победоносно крича Крису, что сегодня они полакомятся на славу.
Сидя на кухне, Тао закатывает глаза, каждый раз слыша, как старшие нахваливают стряпню Чондэ. В глазах буквально пляшут картинки, где готовит Чен – неосторожно нарезает мясо и лук, и щурится, когда запах доходит до носа, обжигается о горячую сковороду и шипит, но все ради одного человека. Цзытао смаргивает наваждение и хватается за печенье, что лежит в небольшой самодельной картонной коробке. Оно застревает в горле и заставляет давиться так, что воздуха не хватает, и на секунду Тао думает, что это конец.
- Осторожнее. Из-за тебя аппетит пропал.
- Ну, простите.
На столе неприметно затерялась бумажка, которую выкидывает Лухань, даже не поинтересовавшись, что это. И не догадывается, что выкинул последнюю надежду Чондэ на понимание Тао: «Ты слишком торопишься».
А младший продолжает нежно вариться в своей злости, лежа на диване, скинув голову поближе к полу. Кровь приливает к ней и в глазах мельтешат мошки, но Тао дико нравится. Он представляет, как соскальзывает и ударяется головой – ломает шею.
- И конец. Больше не будет ничего.
- Что ты там бубнишь, мелкий? – Крис читает газету, тем не менее, замечает неудачные попытки «самоубийства». – Кстати, Чондэ звонил.
Младший дергается и падает с дивана – везучий, не ломает шею.
- Идиот. Ребенок. Бестолочь, - Чен возмущается тихо, с сухими слезами, с плотно жатыми губами.
Тао не может понять: кажется ли ему, что Чондэ говорит или научился читать мысли последнего.
Рука начинает с новой силой болеть, и Тао чувствует, как подступает тошнотворный комок к горлу. Сидеть на кровати слепяще утомительно, поэтому Цзытао хватает за руку Чондэ, в попытках не упасть от головокружительных и шумных ощущений. Мурашки игриво пускаются в пляс, окутывая тело желанием.
- Ты – хороший. И так вкусно пахнешь.
Все болит не из-за перелома руки – нет - Чондэ здесь, он рядом, и крыша едет стремительно быстро. Тао снова забывается в запахах и движениях, дыхании Чена, и злость по-светски откланивается до следующего раза – обязательно, ведь следующий раз будет.
- Дурак.
- Хочу тебя.
- Заткнись.
Чондэ неслышно опускается на кровать, ногтями царапает кисть руки Тао, пытаясь выпроводить скребущуюся внутри усталость.
Они впервые за два года целуются. Чондэ трясет, и руки не слушаются, отчего приходится навалиться всем телом на младшего, пропуская заряд боли. Губы Тао сухие и горячие, пахнут печеньем и обидой. Старшему нравится сцеловывать осторожно, изредка слизывая горько-колючие обвинения. И следует прервать поцелуй, потому что больно, только Цзытао не позволяет, удобнее укладывая на простыни онемевшую руку, здоровой рукой скользит по талии Чондэ и удовлетворенно стонет, чувствуя знакомую кожу на подушечках пальцев.
Тао выписывают из больницы на следующий день. Его встречает растрепанный и заспанный Чондэ, в руках у него чемодан. Мерзко-отвратное чувство сжирает спокойствие и облизывается с ядовитой улыбкой, посылая воздушный поцелуй, что догоняется, когда Тао хватается за чемодан.
Одергивает так, что даже начинают хрустеть кости – невыносимо больно.
- С ума сошел?
Чондэ стремительно приземляется на землю, теряясь в рваных мыслях и не понимая, что происходит.
- Я тебя не отпущу!
Цзытао прикидывается спящим ровно до того момента, когда ощущает вкусное тепло Чондэ рядом с собой, так хочется потеряться в нем. Чен на корточках сидит и рассматривает лицо Тао, и бережно порхает губами по больной руке, чтобы быстрее зажило – верит в подобные сказки. И младший тает от такого внимания.
Чувство «дома» приходит с того дня, как он временно поселился у Чондэ. И колыбельные ласкают слух по-хозяйски, с уступками и нерешительностью, до улыбок расслабляюще.
- Купи мороженое, пожалуйста.
- Хорошо.
- И покорми меня.
Чондэ улыбается и щелкает младшего по лбу, до сих пор не решаясь сказать, о своих безжалостных бабочках в животе, что убивают каждый день, где его нет рядом.
Автор: Peter Rostov
Бета: life88
Фэндом: EXO-M
Персонажи: Тао/Чондэ
Жанр: Ангст, повседневность
Предупреждения: АУ, ООС
Рейтинг: R
3316 словТао, облокотившись на стену, молча наблюдет за диалогом друга, изредка разминая пальцы, и ощущает слегка неприятную боль в ногах от долгого стояния в одной позе. Глаза неприятным образом щиплет от атмосферы, что окружает его с Крисом.
Разговор длится уже более часа – китайцы не желают «делить территорию» с внезапными мигрантами.
- Мне не трудно повторить. - Крис хватается грязными руками за переносицу и тут же одергивает себя, начиная раздражаться такими пустяками. – Ваша территория – ваша. Нам ничего не надо.
Низкорослый китаец морщится от слов, словно голос Криса – лезвие режущее металл; и брезгливо толкает в грудь первого, давясь собственным ядовитым смехом. Рядом стоящие парни напрягаются и ожидают реакции, которая не заставляет себя ждать: младший, что стоял в стороне, прочищает горло и тихим голосом оповещает, что пора прекращать цирк и расходится по- доброму.
По закону жанра – все бессмысленно – слова вызывают новую волну смеха «главаря», подхватываемую собачим лаем и присутствующими в переулке, всех кроме Криса и Тао.
-Нет, так нет. Потом не жалуйтесь.
Они сидят в кафе и занимаются своими делами, не обращая внимания на людей, маячивших без конца, и их косые взгляды. Крис вытирает салфеткой прикипевшую кровь на лице Цзытао, то и дело извиняется. Младший лишь улыбается в ответ, но молчит. Потому что говорить нет сил, да показывать это хочется меньше всего. Он должен быть сильным, даже если удается не всегда: хочется спрятаться в темноте и соскабливать весь страх, душа на корню доставучую усталость.
Неаккуратное прикосновение старшего, и Тао отворачивается к окну, всего лишь стесняя в зубах болезненные ощущения. И замечает парня, который наблюдает за ними – молча стоит и смотрит. У незнакомца глаза, наполненные сладкой грустью, что томиться похожими сгустками в душе Тао. Губы тонкой ниточкой прикрыты и не малейшего намека на улыбку. Впрочем, это ненадолго: в следующее мгновение парень кукольно поворачивает голову на бок и улыбается, так, словно ему сносит крышу. Он источает солнечные зайчики, что приятно кусают за раненную кожу лица, прогрызая до крови.
- Тао, прекрати улыбаться. У тебя же раны открылись опять, - разрушает все в один момент Крис: как настоящий старший брат, который отчитывает нашкодившего сорванца-брата.
Салфетка падает на пол, когда Цзытао встает с места и, поклонившись, уходит из кафе, заведомо предупредив, что вернется поздно.
Он чувствует, что те самые «зайчики» сделали что-то неправильное. Они успели добраться до самой груди – самого главного – прогрызая в ней дырку, и заложили небольшой уголек, непременно заштопав, будто ничего и не было. Неприятно.
Бежать надоедает именно в тот момент, когда знакомо-незнакомый силуэт мелькает перед глазами.
- Постой.
А парень и рад становиться, точно ожидает, видит, знает. Не надо гадать и переспрашивать, это именно к нему обращаются.
- Чен. Или Ким Чондэ. – уточняет мистер-опасная-улыбка.
- Тао, Цзытао.
Чондэ проводит еще влажными от спермы пальцами по губам, пошловато слизывая остатки, и улыбается широко, словно ребенок, который съел плитку шоколада, вот только руки предательски дрожат.
- Ты – хороший, - выдыхает Тао и слегка хмурится от своих же слов, словно не он их произнес, и прозвучало до брезгливости и мурашек дурно.
- Спасибо. –Чен собирает разбросанные вещи, для того, чтобы поскорее покинуть помещение, которое насквозь пропитано запахом секса, тяжелым дыханием, шуршанием одежды – это все витает в комнате, не позволяя сосредоточиться на разговоре.
- Следующего раза не будет, да?
- Наверное, - выдержав паузу, отвечает нерешительно-решительный Чондэ, чем рушит все ожидания Тао.
Он скидывает на Чена лишнее - бумажник, ключи от квартиры и листок со своим номером (на всякий случай) и неубедительно щурится, стараясь скрыть неудовлетворенность по всем фронтам.
- Хочу нормального секса.
Не успокаивается Цзытао и ерзает по креслу, в котором совсем недавно раздвигал ноги, толкался вперед – на встречу разгоряченному рту Чондэ; стонал и выгибался, так, словно его кости ломали в мучительных пытках, и хотелось прекратить страдания, поддаваясь этой игре и добивая самого себя, лишь бы не мучится более, но не успел – неудовлетворенно кончив от пошлого стона Чена.
Чондэ не обращает внимание на одурневшего от запаха мускуса Тао, лишь изредка цепляясь за мысли, скоблившиеся распаленными ногтями по кромке мозга, что ему хочется остаться и удовлетворить обоих.
Когда Тао видит удаляющуюся спину старшего (именно старшего: отчего-то в этом он не сомневался), то понимает, что его слова были пустым звуком. Ему совсем не хочется язвить и резать больно словами, хочется лишь отпустить и забыть, но не выдерживает и плюет на все.
- Да, что это я про нормальный секс.
Визитка сминается в руках Чондэ так сильно, что кости звонко хрустят, но он не поворачивается и не смотрит на младшего, давая время последнему, исправится и сделать все возможное, чтобы Чен не послал его. Жалкое чувство раздирает в клочья все внутри, но старший молчит, и не смеет выкинуть визитку – уходит, не закрывая за собой дверь, лишь выбрасывая на пороге непонятной формы то ли салфетку, то ли листочек, всем видом показывая, что вернется.
Тао матерится, и слизко-отравленные слова доходят до его мозга – он совершил ошибку, за которую его простили. От этого накатывает ощущение грязноты и блядства, хочется забиться в душе на добрых три часа и соскабливать с себя кожу до крови, чтобы вместо нее регенерировала другая - непорочная, совсем нетронутая гнилью его обыденной жизни.
Однако, вместо душа он идет к двери, поднимает записку и захлопывает дверь, не замечая сидящего на лестничной площадке Чондэ, которого ломает при виде бумажника, где лежат долгзапоминающиеся цифры, чужие.
В записке, что оставил старший, адрес наполовину стертый, поэтому на разбирание записи уходит приличное количество времени, и разбавляет разбирание хангыли бутылка соджу. Сливается быстро – грубыми глотками, до рвотных порывов и тошнотворных влажных дорожек по телу, до едкого запаха в носу. Тао быстро отключается, забываясь в пьяных снах, распластавшись на холодном полу, и игнорирует звонок в дверь.
Чондэ ненавидит это новое чувство в груди, оно заставляет совершать дикие поступки по отношению к окружающему миру. Ему больно до мозга костей от каждого слова этого странного Тао, он отвратно давится в своих же мыслях, давит в себе бессмысленных бабочек, жуков и прочих насекомых, которых в принципе терпеть не может. Он чувствует, что за несколько часов отказался от собственных желаний, и сделал чужой мир своим, расстилаясь чуть ли не ковром, по которому можно топтаться.
-Отвратительно.
Ощущения, что остались на губах, не проходят даже через неделю, заставляя вариться в собственном желании еще больше обычного. До невозможности не хочется ходить в ванную, потому что там нет никого, кроме него и мыслей о том вечере – все концентрируется в одном месте и монотонных движениях, заставляющих стонать от удовольствия и боли.
На телефоне высвечивается двадцать два пропущенных звонка, и одно непрочитанное смс от неизвестного номера через месяц после встречи с Чондэ.
Тао сидит в библиотеке и теребит в руках старой модели мобильник и давит в себе отчаянье, что, довольно улыбаясь, свешивает свои ножки на плечи парня. Не такой уж и неизвестный номер – после прочтения смс парень понимает это.
«Кажется, следующий раз будет».
Район выглядит довольно старым, здесь практически невозможно встретить молодое поколение. Земля источает запах сырости и тоски – это ощущается каждой клеточкой тела. На секунду Тао думает, что забрел не в то место, и пора бы позвонить Крису, чтобы попросить забрать из этого лабиринта старости и забытости. Тяжелые капли дождя подгоняют Цзытао, а ветер направляет своими нашептываниями, где его ждет Чондэ. И не ошибается – мистер-опасная-улыбка сидит на скамейке под небольшой крышей. Его угловатые коленки оголены и подрагивают от прохлады, ожидания прикосновений.
- Привет.
Влажно-горькие поцелуи истязают коленки Чондэ. Цзытао исследует каждый миллиметр заветной кожи, морщится от привкуса солености и вдыхает в себя ощутимое возбуждение старшего. Бедра из синяков и легких царапин западают в грудь, где неприятно разгорается этот чуткий на хозяина уголек. Чондэ протягивает руку к Тао, сидящему на полу и вылизывающего его коленки, и закрывает глаза, улавливая каждое движение-прикосновение.
- Прекрасен, – на китайском поет Чен, в последнюю долю секунды прикусывая губу.
В мозгу Тао перещелкивает. Он готов поклясться, что ясно слышит щелчок, а после все как в замедленной съемке.
- Идеален, - слизывается вывод с кисти рук Чена.
Чондэ нравится такая пассивность Тао, как спящий вулкан - никогда не знаешь, когда начнется извержение.
Затравленные насекомые в животе перерождаются и с новой болью соприкасаются крыльями с внутренней стороны живота. Они дико рвут на части от ощущения наполненности: теплой спермы внутри. За все время боль гуляет, где-то на просторах забытости и не изъявляет желание помучить: добрая боль. Больно становится лишь тогда, когда Тао уходит, молча вытерев со лба Чондэ капли пота и поцеловав в висок.
- Я ничего о нем не знаю.
- А должен? – вопросительно поднимает бровь Крис и улыбается своим мыслям, что успели догнать его уже после того, как спросил. – Пригласи его на наши посиделки с Луханем.
- Что?
Тао пугается и ощущает себя маленьким ребенком, которого выбросили во взрослую жизнь. Наверное, так оно и есть, гадко признавать. Самому делать какие-то шаги, управлять тем, чем все равно не под силу – жутко.
Не допивая стакан пива, Крис выходит на лестничную площадку, чтобы с кем-то поговорить по телефону, и предательски оставляет Тао наедине со своими мыслями. Ненадолго, потому что возвращается с гаденько-подозрительной улыбкой. Цзытао желает провалиться сквозь землю от этого тяжелого и упрекающего взгляда старшего.
-Ребенок.
Тао показывает язык, чем подтверждает слова Криса, но ему все равно.
Чондэ иссякнул. Его не стало для себя. Пустая и вечно работающая оболочка. Его затеряло где-то в ошибочном прошлом, которое сжигает всю кровь. Он начинает сам того не понимая заучивать китайские слова, значения которых не выходят за рамки «любить», «хочу еще» и «отдамся».
Хочется еще – Чондэ знает, а гаденько посмеивающееся гордость показывает язык и мотает головой категорически отказывая в телефонных звонках и смс.
- Тебе нужен выходной, – бесится Лухань.
- Мне нужно новое сердце.
- Приходи завтра к нам, - он диктует адрес и отвлекается на клиента, который сердито поглядывает на парней минуты три.
Подзатыльник оказался весьма болезненной и неплохой мотивацией: Чондэ задумался, где сделал просчет и как лучше исправить то, что успел натворить, и снова стал раздражать своей невнимательностью Луханя. Чтобы искупить свои оплошности Чен приходит по указанному адресу, где нет ничего, кроме отказанных желаний.
В душной комнате, где невозможно дышать, видеть и двигаться, Тао сцеловывает с шеи Чена боль его одиночества. Руки наглаживают напряженный живот, сцарапывая страх неразделенности.
А мысли выплясывают веселые хороводы, доводящие до головокружения.
- Тебе страшно?
Сердце Чондэ сжимается в маленький комочек и выжимает из себя последние соки боязливости, не к Тао, а к временным пространствам.
- А тебе?
Конечно, романтического ответа никто друг от друга не ждет, в очередной раз отвлекаясь на удовлетворение собственных потребностей. Неправильно. Но так хочется обоим.
Когда Цзытао видит разбитую губу Чондэ, маячившего то и дело возле Луханя, ему хочется пойти и удавиться от собственной слепоты. А еще из-за Луханя, который молчал все это время, что его тоже достают китайцы своими «разборками».
Тем не менее, в Тао невероятным образом образуется проклятое чувство радости, что сочиться яркими лучами и хватается за губы, чтобы растянуть на них загадочную улыбку.
Чондэ щуриться от боли, не обращает внимания на Цзытао, лишь закрываясь в себе, думает о том, как бы уменьшить кровотечение.
- Помоги, - орёт в панике и невнятно Лухань, будто Чен умирает у него на руках и нужно срочно что-то с этим делать.
А делать «что-то срочно» оказывается нужно. Потому что есть еще Крис. И сам Тао.
- Доставучие парни же попались.
Не задумываясь, младший подрывается с места, в сторону, откуда пришли старшие. Чондэ мрачнеет с каждым шагом Цзытао, и последний совсем слабеет в своих эмоциях к Крису. Он останавливается около старших, потому что тело напрочь отказывается двигаться дальше. Неспособно бросить то, что и так потеряно, но все же есть.
- Дурак, - заключает Чен, когда чувствует дрожь в подушечках пальцев младшего.
Его глаза заливаются еще большей грустью с солёным блеском.
Крис любит рассказывать истории поздним вечером, если выпадет шанс: Лухань заглядывает в гости к нему и Тао.
Цзытао в каждый подобный вечер улыбается и делает вид, что слышит все в первый раз. Ему нравится обманывать Луханя, смотреть, как он веселиться с Крисом, читать все по смеху друзей. И засыпать под диалоги-споры – так не холодно.
Сегодняшний вечер отличается. Есть Крис, есть Лухань, есть и сам Тао. Разговоры, смех, споры. Все есть, и даже больше.
На кухне сидит Чондэ, прикладывая холодный лед к губе, и не смеет нарушить домашний уют «семьи», ощущая себя обузой. До тех пор, пока в дверном проеме не появляется Тао в свободной футболке и легких шортах, кажется дико родным и жарким. Ребенок с неуверенностью на губах и в глазах топчется на одном месте.
Чондэ улыбается, потому что понимает – раньше никогда не присматривался к другим сторонам Тао. И дико хочется их рассмотреть, изучить и спрятать, чтобы некоторым не подавно было любоваться тем, чем может любоваться только он.
- Крис сказал, что ты можешь пожить какое-то время у нас.
«Пожить» - это было громко сказано. Возможно, Крис и Тао были счастливы, зато Чондэ тихо матерился на свою глупость. Мерзкие типы его не донимали, зато домашние обязанности очень.
- Я вам в домработники не нанимался, - причитает каждое утро перед выходом на работу Чен.
Он готовит завтрак с пяти утра, убирает разбросанные зубные щетки, вытирает намыленные полы и запихивает в шкафы, без того наполненные, одежду. А Крис тем временем спит и видит десятый сон. Да, просыпается он всегда последний, когда Тао начинает прыгать на его кровати, словно маленький.
- Буду поздно.
Дверь закрывается, и Тао прекращает прыгать, как ненормальный, его улыбка съезжает вниз. Тяжелый и разочарованный вздох не заставляет себя долго ждать. Ему всегда хочется позавтракать с Чондэ, но попросить об этом язык не поворачивается.
А старший не видит. Жизнь в этом доме тяжела – это читается по одним лишь твердо сжатым кулакам Чена, и холодным поцелуям в ванной поздно ночью.
- Когда же ты повзрослеешь?
- Прости, я больше не буду прыгать на кровати.
Крис уходит в откровенный фейспалм, понимая весь масштаб трагедии.
Проходит месяц с тех пор, как Чондэ проживает в квартире Криса, и Тао. Если быть точным, то квартира принадлежит Крису. А значит жить ему здесь разрешено только по прихоти младшего, чувствовать себя, как дома неприлично стыдно. Да, Чондэ с некоторых пор задумывался о переезде обратно к себе. Где ему удастся разжечь воспоминания прикосновений Тао. Уловить запахи и услышать шорохи – хочется.
- Не вздумай уехать. Иначе мелкий крышей поедет. - Однажды заявляется Чондэ, когда они с Крисом сидят в гостиной и смотрят фильм.
Чен ежится от холодности Криса. Но в его голосе столько тепла, что Чондэ готов расплакаться и позавидовать таким отношениям. Они правильные.
- Но, - молча согласиться не получается.
- Все нормально, если тебя совесть грызет, то можешь платить часть за квартплату.
Тао стоит в комнате и слышит разговор, его пристыдил Крис за нерешительность. За несколько лет вырабатывается привычка понимать все с полуслова, недоговоренность есть только в словах, на деле диалоги заканчиваются где-то в подсознании их двоих.
- Бесит.
Чен и Тао давно не занимались сексом. Чондэ боится, что его внутренности сожрали бабочки, и он перестал что-либо чувствовать. Чрезмерно много думал – показалось.
- Ты – хороший.
Тао прижимается горячей грудью к спине Чена и упирается уже твердой плотью. Он помогает наклонить голову в бок, открывает шею для щемящих поцелуев. Чондэ молчит, лишь тяжело дышит, но не поворачивается.
Все та же маленькая и душная комната с давящими стенами впитывает новые стоны и влажные звуки, чтобы сыграть их в следующих раз для Тао перед сном, вместо колыбельной.
- Я хочу вернуться домой.
Ком в горле не позволяет сказать и слово больше. Сердце Тао замирает, или, возможно, умирает с последним ножом, который вонзил в него Чондэ. Тем не менее, находит в себе силы и продолжает двигаться внутри Чондэ.
Секс стоя - самое болезненное, что смог испытать в своей жизни Цзытао. Даже кончить было до неудовлетворенности тошно. Он прикусывает солоноватое плечо старшего, злясь на решение Чена.
- Почему?
- Потому что неправильно так жить.
Чондэ уезжает в Китай, продав свой дом, уволившись с работы и главное, оставив Тао одного в океане их чувств без спасательных кругов и лодок.
- Идиот, - Лухань бормочет под нос.
- Он – хороший, - заступается за Чондэ Тао.
- Да, не он, а ты!
Потому что Лухань рассказывает про учебу Чена в Пекине, что он давно замечал разного рода клочки бумаги, салфеток, стикеров, где были начерканы корявые иероглифы. Энтузиазм корейца в изучении китайского зарядил Луханя неплохими, как он сам думает, идеями, поэтому подтолкнул к обучению в самой стране. Последний очень даже не против.
Немного задумавшись, старший все-таки выкладывает еще, что они договорились встретиться в Пекине через два года. Зачем? Лухань не более чем поддался странному порыву и предложил – не пожалел. Ведь Тао рассказывает про Чондэ, не скрывает ничего, разрезая буквами о мистере-опасная-улыбка вдоль тела свою кожу, чтобы открыться и показать все. Наконец-то попросить помощи, вытащить уголек из груди и позорно разреветься на коленях у старшего.
- Извини-извини-извини, - без устали нашептывает Цзытао, когда понимает, что потерял все, чего даже не было.
- Два года.
- Много, - утыкается до боли и замолкает.
Проходит год, а Тао ничего не забывает и пытается хоть как-то связаться с Чондэ. Ему трудно дышать, когда он слушает новости о корейце в Китае от Луханя, который, кажется, счастлив. Определенно скрывает что-то.
- Чен-Чен часто звонит, чтобы узнать, как у Тао дела, – признается Крис, и не догадывается, что младший подслушивает их телефонный разговор с Луханем, с диким остервенением разрывая листы в книге по корейскому языку.
Теперь все становится на свои места: частые звонки на домашний в одно и тоже время, косые взгляды Криса, частый гость – загадочно шепчущийся с Крисом Лухань. И самое главное, любимые сладости из Пекина, неизвестным образом оказавшиеся в их доме.
Чондэ запомнил, что любит кушать младший – удар в самое сердце, еще один, и еще, их уже столько, что пора бы остановиться и умереть. А уголек больно начинает разгораться, напоминая о своем существовании. Рано умирать.
- Невозможно. Ты, - хочется выругаться. – Хороший.
Тао пробует на язык любимое определение Чондэ, вспоминая его поцелуи: сколько было в них тепла, и прикосновения губ к коже домашние и согревающие.
- Алло, Крис?
Чондэ чувствует себя некомфортно, ибо на другом конце провода тишина. На долю секунды парень расслабляется, чтобы поперхнуться воздухом, когда слышит ответ, разрушающий созданную заново вселенную.
- Не смотря ни на что. Ты – хороший.
После слов Тао тело Чондэ ломает несколько дней, руки трясутся, а ровные иероглифы шутливо кривляются перед глазами, изменяя смысл слов. Еще немного потерпеть - все пройдет. Чувство в груди утихнет и останется пробовать выдумывать новый светлый внутренний мир, свою вселенную, стирая прошлое.
С тех пор Чондэ не звонит в Корею. Впрочем, строить свой новый мир не получается. Абсолютно ничего не получается.
- Кого я обманываю?
Он отсылает шоколад для Тао на четырнадцатое февраля, молясь, чтобы сладость никогда не попала в руки младшего.
Усталость всем телом наваливается на плечи Цзытао - не выдерживает и просит у Криса купить билет на первый же рейс до Пекина.
Трубка разрывается на маленькие частички: усталости, тоски и желанияи банального желания отомстить за мучения обоих.
- И кто еще из нас ребенок?!
- Ты! – Лухань смеется в трубку и не желает выдавать адрес, где живет Чондэ.
- Я ненавижу вас всех. Все равно улечу в Пекин и найду! – пытается пойти другим путем Тао, зная заведомо, что подобный цирк со старшим не прокатит.
- Давно не трахался, животное? – игривый тон утекает стремительно и бесповоротно.
Цзытао кричит от безнадежности, громко, пока не хватает сил и дыхания. Боль душит злость к старшим, к Чондэ, ко всему, что его бездушно окружает. И молчит до тех пор, пока Лухань не расшифровывает в обычном крике все, о чем не способен сказать в словах Тао.
- Повзрослей уже наконец-то и прекрати орать.
Арес он записывает размашисто и по-дурацки непонятно и ломает о журнальный столик телефон, теряясь в своих мыслях, и не обращает внимания на удивленного Криса, когда уходит к себе в комнату.
В Пекине не жарко, зима не собирается уступать свое место весне, больно хватаясь морозными языками за оголенные участки кожи.
Чондэ прогуливается по закоулочкам, в которые не успел заглянуть в поисках «жертвы» болезненный ветер. До дома остается немного, и в груди все сжимается, падая тяжелым камнем вниз. Тао сидит на крыльце – не показалось, потому что его Чондэ ни с кем не перепутает.
Улыбка выходит жалкой, даже слишком, для человека, который хотел увидеть того, о ком слишком много думал, за все то время, что он потратил на изучение китайского.
- Ты подрос, - замечает Чондэ и по-домашнему одергивает рукав младшего.
Его китайский неидеален, но акцент заставляет влюблять в себя еще больше обычного.
Засмеяться от подобных навалившихся слов нетрудно. Ему все еще трудно попросить прощения, сложно быть первым в исправлении ошибок. Но он попробует.
- Давай встречаться?
Все те же: Тао/Чондэ, pg-13. NEW
1221 слово. Продолжение.Чондэ лежит на кровати, уткнувшись в подушку, желая скорее задохнуться. Но вместо этого податливо стонет в ткань, наполненную первыми воспоминаниями, запахом боли и жажды, сжигающие изнутри. Тао рисует языком влажные признания в любви, осторожно, чтобы не ошибиться с моментом – все размерено, до удушья хорошо.
- Ну, можно я перееду к тебе?
Старший не сдается и молчит, упрямо, с тяжелым дыханием и сумасшествием на языке. Еще несколько отчаянных прикосновений и ведь сдастся. Чондэ чувствует всего Тао, но боится принять, и утонуть где-то в постоянных давно недетских желаниях. Еще крепче закусывает край подушки и рычит так, что Цзытао отстраняется.
- Иногда мне кажется, что только один из нас любит по-настоящему.
Он уходит, так быстро и с болью в глазах, что Чондэ даже не успевает сказать и слова, лишь зарывается в простыни и глупо стонет.
-Дурак.
Крис скептически осматривает зареванного Тао и дает ему оплеуху, в последнюю секунду жалея о содеянном, потому что тело младшего горит. Цзытао трясет от нахлынувшего вируса и чувства жалости к себе. Он проходит в комнату с остервенением снимает с себя одежду и кидается на кровать, закрывая уши, глаза и все что можно, одеялом, и старается забыться. А Крис – любопытный.
- Что на этот раз не так?
- Все не так.
Глаза Тао совсем потухают - холодность Чондэ соскребает с них последние остатки веселых светлячков. Цзытао бездельничает целыми днями и перестает выходить на улицу, заявляя, что болен, но в больницу ни ногой. Да на работу забивает, потому что так надо, и есть возможность.
Он от скуки убирается в квартире, и вспоминает каждое мгновение, подсмотренное за Ченом.
Ему до мурашек и дрожи в руках нравилось наблюдать, как старший вытирает мыльные разводы, что оставил сам же Тао, как складывает зубные щетки, с усталостью и грустью в глазах. Отчего хотелось помочь, но Цзытао в очередной раз трусил и прижимался к косяку поближе, в бессмысленных попытках унять возбуждение. Нравилось скрываться в комнате Криса, который своим сопением заглушал дикое биение сердца. Даже застрявшие слова порой приносили мученическое удовольствие. Потому что это все для Чондэ - каждое мгновение-воспоминание заражающее вирусом, что разжигало все внутри.
Тао слишком больно, чтобы не вздыхать тяжело, и не выдавать все свои чувства одним лишь случайным прикосновением к кружке Чондэ, которая в следующую секунду летит в раковину и разбивается на глиняные осколки.
Он закидывает в раковину рубашку забытую старшим и включает кран. Капли ударяются о хлопковую ткань и отлетают на руки Тао, кусаясь и проникая под кожу, по самой крови донося до разума«присутствие» Чондэ.
По ощущениям дом для Тао стал чужим, по сути своей он никогда не был его, но чувства уюта всегда накрывало своими крыльями с головой. С недавних пор все здесь чужое и будто не их, Чондэ. Каждый предмет пропитался им. И колыбельные стали болезненными нотами, что прогоняли сон, до отвращения скребясь по стенам. Следует избавиться от всего изнуряющего – какое дурацкое решение.
- Хватит издеваться над рубашкой. Порвешь же! - не выдерживает Крис и вытаскивает силком из ванной младшего.
- Отдай! Отдай! Отдай! – кричит Тао на закрытую дверь, но даже так он видит, как старший показывает фак и ухмыляется.
Попытки отвлечься на уборку не срабатывают, поэтому Тао пытается рисовать. Лухань до одурения смеется, когда видит творчество младшего: несуразных крокодилов, панд и цветочки. Цзытао молчит, но по глазам, что блестят в свете летнего разгоряченного солнца, можно прочитать – обиделся.
- А Чондэ вам тут наготовил всяких вкусняшек.
- Что же он сам не пришел? - интересуется Крис, высунувшись из полупустого холодильника, где собиралась проводиться экспедиция «что бы поесть».
- Не бери!
Тао выхватывает пакет из рук Луханя и порывается выкинуть в мусорку, словно еще одна бессильная попытка избавиться от чувств. Может в следующий раз стоит попробовать выкинуть сердце?
- С ума сошел! Это же еда, - сопит изголодавшийся Крис. – Не хочешь сам, дай другим.
- Ни за что!
Лухань выжидающе наблюдает за перепалкой друзей. И когда Цзытао совсем теряется в своих эмоциях, старший выхватывает пакет, победоносно крича Крису, что сегодня они полакомятся на славу.
Сидя на кухне, Тао закатывает глаза, каждый раз слыша, как старшие нахваливают стряпню Чондэ. В глазах буквально пляшут картинки, где готовит Чен – неосторожно нарезает мясо и лук, и щурится, когда запах доходит до носа, обжигается о горячую сковороду и шипит, но все ради одного человека. Цзытао смаргивает наваждение и хватается за печенье, что лежит в небольшой самодельной картонной коробке. Оно застревает в горле и заставляет давиться так, что воздуха не хватает, и на секунду Тао думает, что это конец.
- Осторожнее. Из-за тебя аппетит пропал.
- Ну, простите.
На столе неприметно затерялась бумажка, которую выкидывает Лухань, даже не поинтересовавшись, что это. И не догадывается, что выкинул последнюю надежду Чондэ на понимание Тао: «Ты слишком торопишься».
А младший продолжает нежно вариться в своей злости, лежа на диване, скинув голову поближе к полу. Кровь приливает к ней и в глазах мельтешат мошки, но Тао дико нравится. Он представляет, как соскальзывает и ударяется головой – ломает шею.
- И конец. Больше не будет ничего.
- Что ты там бубнишь, мелкий? – Крис читает газету, тем не менее, замечает неудачные попытки «самоубийства». – Кстати, Чондэ звонил.
Младший дергается и падает с дивана – везучий, не ломает шею.
- Идиот. Ребенок. Бестолочь, - Чен возмущается тихо, с сухими слезами, с плотно жатыми губами.
Тао не может понять: кажется ли ему, что Чондэ говорит или научился читать мысли последнего.
Рука начинает с новой силой болеть, и Тао чувствует, как подступает тошнотворный комок к горлу. Сидеть на кровати слепяще утомительно, поэтому Цзытао хватает за руку Чондэ, в попытках не упасть от головокружительных и шумных ощущений. Мурашки игриво пускаются в пляс, окутывая тело желанием.
- Ты – хороший. И так вкусно пахнешь.
Все болит не из-за перелома руки – нет - Чондэ здесь, он рядом, и крыша едет стремительно быстро. Тао снова забывается в запахах и движениях, дыхании Чена, и злость по-светски откланивается до следующего раза – обязательно, ведь следующий раз будет.
- Дурак.
- Хочу тебя.
- Заткнись.
Чондэ неслышно опускается на кровать, ногтями царапает кисть руки Тао, пытаясь выпроводить скребущуюся внутри усталость.
Они впервые за два года целуются. Чондэ трясет, и руки не слушаются, отчего приходится навалиться всем телом на младшего, пропуская заряд боли. Губы Тао сухие и горячие, пахнут печеньем и обидой. Старшему нравится сцеловывать осторожно, изредка слизывая горько-колючие обвинения. И следует прервать поцелуй, потому что больно, только Цзытао не позволяет, удобнее укладывая на простыни онемевшую руку, здоровой рукой скользит по талии Чондэ и удовлетворенно стонет, чувствуя знакомую кожу на подушечках пальцев.
Тао выписывают из больницы на следующий день. Его встречает растрепанный и заспанный Чондэ, в руках у него чемодан. Мерзко-отвратное чувство сжирает спокойствие и облизывается с ядовитой улыбкой, посылая воздушный поцелуй, что догоняется, когда Тао хватается за чемодан.
Одергивает так, что даже начинают хрустеть кости – невыносимо больно.
- С ума сошел?
Чондэ стремительно приземляется на землю, теряясь в рваных мыслях и не понимая, что происходит.
- Я тебя не отпущу!
Цзытао прикидывается спящим ровно до того момента, когда ощущает вкусное тепло Чондэ рядом с собой, так хочется потеряться в нем. Чен на корточках сидит и рассматривает лицо Тао, и бережно порхает губами по больной руке, чтобы быстрее зажило – верит в подобные сказки. И младший тает от такого внимания.
Чувство «дома» приходит с того дня, как он временно поселился у Чондэ. И колыбельные ласкают слух по-хозяйски, с уступками и нерешительностью, до улыбок расслабляюще.
- Купи мороженое, пожалуйста.
- Хорошо.
- И покорми меня.
Чондэ улыбается и щелкает младшего по лбу, до сих пор не решаясь сказать, о своих безжалостных бабочках в животе, что убивают каждый день, где его нет рядом.
@темы: Пичаль, fanfic, Парень из библиотеки, Пандыши, R, творческое
-
-
04.07.2012 в 05:21-
-
04.07.2012 в 06:19приятно, что ты все еще продолжаешь читать мои "творения" =)
-
-
04.07.2012 в 06:22-
-
04.07.2012 в 06:25спасибо, может и не заметно, но я ценю это!
-
-
04.07.2012 в 06:30-
-
04.07.2012 в 09:44-
-
04.07.2012 в 10:27а где-то к концу не выдержала и обозвала обоих "идиотами"
очень понравилось)
-
-
04.07.2012 в 11:57Барвинка., ахаха, ну они и правда дурачье! и вообще спокойно им не жилось =) спасибо за то, что прочитала! <З
-
-
04.07.2012 в 12:03-
-
04.07.2012 в 16:02щемяще-нежная история
-
-
04.07.2012 в 17:13С Ченом, оказывается, просто прекрасны вместе *о*
даааа))))
-
-
04.07.2012 в 20:17Хотя, в моем исполнении это вышло как-то по-другому. Страшно :с
Duizhang, а ты не побоялась и прочитала! неожидано, но приятно. спасибо. и, конечно, твои работы лучше по сравнению с моими :З
не упускаю случая пожелать вдохновения! =)
-
-
10.07.2012 в 00:47-
-
10.07.2012 в 01:09спасибо огромное, что прочитали =)
а бро по шее надо надавать. если это опять он ссылками кидается!
-
-
10.07.2012 в 01:27не надо...)))) он хороший ж
-
-
10.07.2012 в 01:29-
-
10.07.2012 в 01:32-
-
10.07.2012 в 01:36-
-
10.07.2012 в 01:40-
-
10.07.2012 в 01:41спроси как-нибудь у него ахаах
-
-
10.07.2012 в 01:43-
-
10.07.2012 в 03:09Мою радость не бейте ни по шее ни по иным стратегически важным местам - она мне дорога как память. Да и кто мне тогда красоту такую поставлять будет?)
-
-
10.07.2012 в 10:24"красоту"? айяйяй, скорее уж симпатичность, но никак не красоту =)
но я жи пошутила, все равно люблю его неменьше вашего, и прощаю его своевольничество =)
-
-
10.07.2012 в 12:27-
-
10.07.2012 в 12:39сразу всех любить и дарить печеньки =)
-
-
11.07.2012 в 23:25Спасибо, Петенька. Это так красиво!
-
-
11.07.2012 в 23:28так трудно отказаться от них, хочется писать-писать, пока не умрем все вместе. такие любимые!
-
-
11.07.2012 в 23:32Мне не за что, тебе много-много спасибо. Так красиво и по-взрослому, отношения-непростая штука, но у них все получится)
такие любимые!
очень!
-
-
11.07.2012 в 23:34Господи..... они такие
спасибо тебе за них
-
-
11.07.2012 в 23:42очень!
а я же рушу твое отп или нет? =)
Nicky Spell Mash, Ну ты чего там слезы пускаешь =)
Они - дураки, но все равно счастливы. Мазохисты, блин :З
Было бы за что еще говорить спасибо!