Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[fanfic] Entrust.

Название: Entrust.

Автор: Peter Rostov
Бета: life88
Фэндом: EXO-K|M
Персонажи: Тао/Чондэ, Чанёль|Чондэ
Жанр: Hurt/comfort, повседневность
Предупреждения: АУ, ООС
Рейтинг: R

3430 слов

- Вы уронили бумаги, - цепляется за слух где-то с боку неуверенный голос, и Чондэ поворачивается, чтобы убедится в том, что это к нему обращались.
Их глаза славливают друг друга в сети только, когда Чондэ приподнимает голову, и удивляется увиденному им парню. Его лакомые завитки-волосы приятно нежатся в лучах весеннего солнца, что врываются из коридорного окна, а на лице слегка не-от-мира-сего улыбка, в которую Чондэ не сразу впивается взглядом, потому что глаза у незнакомца живее и волнительнее. Протягивать руку действительно неуютно, она затекла и вспотела – слишком неловко, но ведь должен же кто-то сделать «первый шаг».
- Пак Чанёль, - считает нужным представиться парень и обхватывает влажную ладонь, чувствуя, как где-то на кончиках пальцев его натурально бьет током, но выпускать руку не спешит, напрочь забывая про листки.
- У меня эфир. Бумаги.
- Простите. - Чанёль протягивает нужные документы, и отчего-то сглатывает имя быстро, так, что не успевает сказать себе: мол, не хорошо это – смотреть в чужие листы.
«Ким Чондэ, значит».
Чанёль запускает пятерню в волосы на затылке, чтобы расслабиться и сообразить – предстоит работать вместе. Позвоночник сводит от кусающей усталости и ожидания. Парень следует по направлению, как раз тому, по которому шёл совсем недавно Чондэ. Шлейф его одеколона слабо ощущается, возможно, его даже никто не улавливает, никто кроме Чанёля, который закрыв глаза, идет по этому пути.

- Чондэ! - оператор пронзительно бьет своим голосом по ушам так, что приходится прищуриться. – Где бейдж, твою мать, опять не надел?
Парень в ответ шевелит губами, когда мужчина отворачивается, невнятно и глупо, по-детски - передразнивает. Чанёль издает смешок и видит в ответ, как Чондэ показывает язык, ему. Или показалось.
- К нам новенького привели. Познакомься с ним. С остальными он уже успел.
- Познакомились уже, - поправляет микрофон Чондэ, ничуть не беспокоясь, что сам забыл представиться.
- После работы мы собираемся выпить. - Мужчина толкает Чондэ, чем вызывает недовольный стон, и угрожающе смотрит. – Только попробуй не пойти. А теперь за работу!
Чанёль садится в тени, на стул, маленький, неудобный, на спинке которого написано «Ким Чондэ». Усердно ёрзает в надежде поудобнее устроиться, не только на этом стуле, но и где-то во взгляде Чондэ, который высматривает с внимательным прищуром каждое движение новичка.
На этот раз очередь язык показывать Чанёля. Раздается команда – испуганный и потерянный, но уверенный и невозмутимый телеведущий начинает говорить. Его голос разливается по телестудии, и кажется, что все замерло и не дышит, слушает, как вещает новости Чондэ.
- Талантливый, - раздается рядом, и Чанёль смаргивает свои планы на сегодняшний вечер.
- Кто?
- Чень-Чень. - Темноволосый парень улыбается слишком вымученно, что приходится сглотнуть эту улыбку с жжением в глотке.
Он приглядывается к Чанёлю. Наверное, пытается вспомнить встречались ли раньше. Однако, чтобы не тянуть время, которое стремительно утекало, лишая возможности отшагать своим зрением новую обстановку, и не только ее, Чанёль тянет руку.
- Я – новенький здесь. Зовут Пак Чанёль, в ближайшем будущем буду работать в паре с, - в горле застревает имя.
- С Чень-Ченем? Правда? А какого ты года рождения?
- Девяносто второго, - улыбка растекается по лицу, в невозможности заморозиться, ей нет конца. – А ты? Представишься?
- Да, прости! Меня зовут Цзитао, а можно просто Тао, девяносто третий год. – Тао не улыбается в ответ, когда слышит Чанёля, забывается и бросается случайным колючим взглядом.
Чанёль не обращает на это внимание, стирая в памяти осколки знакомства, и переключается на ведущего.
Младший сидит рядом с Чанёлем и то и дело сканирует его профиль, осторожно, чтобы не заметили. А Чанёль чувствует на себе взгляд и скрыто улыбается, переплетая пальцы на своих руках в волнении. Когда Чондэ прекращает говорить, к нему незамедлительно подходит Тао, соприкасается пальцами с шеей, на которой блестят влажные капли пота, в студии жарко. Парень что-то с интересом рассказывает, то и дело, теребя одежду, якобы поправляя. Чондэ кивает в ответ, но успевает забыться в чувствах к младшему.
- Чень, ты уже познакомился с Чанёлем?
- А? Что? – переспрашивает старший, ощущая, как напрягается Тао.
- Да, мы уже познакомились! – приходит на помощь Чанёль.
И Чондэ выдыхает тяжело, когда Тао отвлекается на бессмысленный диалог с звукорежиссером, кажется, договаривается о встрече.

Духота не покидает Ченя целыми днями вот уже вторую неделю. Ему невыносимо хочется домой, под холодный душ, а вместо этого он сидит, положив голову на плечо Тао, и пьет соджу, от которого мутит так, что не дойти до ближайшей раковины. Но молчит, как партизан, знает, что открывать рот опасно. Поэтому младший не трогает, лишь изредка пытается отнять рюмку с алкоголем и натыкается на недовольное мычание. Все что после этого остается – незаметно поглаживать бедро Чондэ, успокаивая.
Когда половина гуляющих уходит в отключку, а другая в сочувствии вызывает такси и провожает первую половину, Чондэ геройски требует еще одну бутылку, а трезвые Тао и Чанёль перекидываются удивленными взглядами.
- С тебя хватит, Чень-Чень.
- Я хочу тебя, - Чондэ шепчет и выцеловывает кадык Тао под взором, чересчур удивленным, таким под которым осознаешь свои ошибки после свершившегося.
Тао смотрит на Чанёля, который разговаривает по телефону, но его быстро убегающий взгляд говорит о том, что все таки он все видел. После на Чондэ, который уже уснул у него на коленях.
Младший наливает себе рюмку, последнюю, и глотает, с непривычки закашливаясь и щурясь на парня. До Чанёля медленно, но верно доходит что твориться. Да, очередной раз приходится прятать улыбки, опуская голову.
- Все будет хорошо, не переживай.
В груди тяжело наливается уютность к новым знакомым, поэтому Чанёль подходит ближе и обнимает Тао за плечи, шепчет еще раз то, что сказал ранее, а после смотрит на Чондэ, долго и с изучающим интересом. Помогает ему подняться, как думает Тао. До тех пор, пока не видит, как Чанёль целует Чондэ в лоб, смазано, быстро и до смеха по ушам.
- Все будет хорошо.

Утром принеприятнейшим образом болит голова, вырисовывая в голове размытые картинки, от которых сжимались все внутренности. Чондэ до дури страшно, что он где-то споткнулся в словах.
- Как ты?
Тао не разговаривает с ним с самого утра, меняя его на тетради с конспектами. Даже не готовит кофе, и не перекидывается домашними взглядами. Определенно, не стоило столько пить. Но этот взгляд и прикосновения в студии, разворотили все, что спокойно завязывалось в сладко-забытый узелок.
- Что случилось?
Шумная тишина окутывает стены комнаты. Чондэ садится на стол, где занимается младший, не отрываясь смотрит, и понимает, что в данный момент Тао не сосредоточен на тексте, его глаза рвано скользят по строчкам – бессмысленным.
- Тао, почему ты так себя ведешь?
- Я занимаюсь! – отвечает Тао и встает с места, прихватывая нагретые солнечным светом тетрадки с родными иероглифами внутри.
- А я, между прочим, говорил, что нельзя мне ходить в такие места! – выкрикнул Чондэ в гостиную, где Тао тихо сжимал тетради, в попытке успокоиться.

- Доброе утро, сонбэ, - пробубнил Чанёль слегка охрипшим голосом, простудился, но все равно пришел.
Именно в этот момент Чондэ вспоминает все – не стоит расспрашивать. Легкие трескаются на рванные трещины, и становится трудно дышать. Ему хочется смеяться от абсурдности, но воздух улыбается за него в кривой улыбке, без смеха.
- Все будет хорошо.
Испуг разбегается по рукам и ногам. Чанёль понимает по виду Чондэ, что тот все помнит, но предпочитается прикинуться дурачком. Так будет лучше для всех, ведь Чанёль обещал.
- Надеюсь, мы сработаемся.
Чень кивает и направляется на съемочную площадку, решаясь продолжать играть в прятки с чувствами, которые вгрызаются до крови и головной боли уже больше года.
«Еще рано».

Когда Чень возвращается с работы, его встречает Цзитао - делает вид, что ничего не случилось, да в глазах играют светлячки, заражая и, кажется, Чондэ запутывается в них.
Тао рассказывает про то, как сдал важный зачет, как его расхваливал преподаватель. Говорит о том, что надо заплатить за квартиру, а завтра набегут журналисты для скучного интервью. Кажется, что Чондэ влюбляется еще больше в домашность, которую они создавали для себя. Забывает обо всем. Ненадолго, потому что телефонный звонок. И мрачное выражение лица, которое сопровождается протягиванием трубки, пристыженно топит.
- Алло, Чондэ? Приходи ко мне.
- Чанёль. - Чень давится всем происходящим, начиная от раздражения Тао и заканчивая теплыми нотками Чанёля.
- Не переживай ты так, – в трубке хрипловатый и низкий голос переплетается со смехом, от которого немеют пальцы ног.
- Адрес?
Чанёль диктует и сразу сбрасывает, потому что боится услышать что-либо еще от Чондэ. Тао после телефонного разговора целует руки Ченя и просит никуда не уходить. Старший обещает, что ненадолго. И снова утопает в своей холодности, какой же дурак.

Спина Чондэ соприкасается с широкой грудью Тао, слишком близко, так что не хватает воздуха от прикосновений. Руками младший позволяет наглаживать кожу старшего, периодически сцарапывает запах Чондэ, который немедленно проникает под ногти и растворяется в крови, и мучительно-медовые улыбки не сходят с лица, потому что сокровенные мурашки пускаются в путь по телам.
- Встреча с Чанёлем?
Чондэ хмурится по-доброму, чуть приоткрывает рот, чтобы сказать что-то, но замолкает, когда ощущает жгучие поцелуи на своей шее, которую дико сводит от усталости. Он откидывает голову на плечо Тао, и не возникает, когда под футболкой оказываются рискованные по своей натуре пальцы.
- Ты помнишь, что сказал в тот вечер? – Цзитао поворачивает удобнее голову и съедает взгляд Чондэ, от которого легко обнаружить: помнит.
- Нет.
- Ты сказал, что хочешь меня.
Дыхание Ченя сбивается за раз – безусильно - по собственному желанию. Он откидывает руку назад, заводя ее за шею Тао, тянет на себя быстро, еле успевая приоткрыть губы. Целует куда-то в уголок, задевая кожей удивленный выдох. Дрожащие пальцы на торсе перестают слушаться хозяина. У старшего стремительно сводит живот от желания и волнения, которое заразило. Тао чуть прикусывает строжась язык Чондэ – приводит в чувства.
- Пошли в комнату?
Ответ тонет в мелодии звонка, от чего Тао тяжело вздыхает и отпускает старшего, с немощным желанием. Чтобы не слышать о чем говорят Чондэ и Чанёль (в том, что позвонил он, Тао не сомневался), младший исчезает на кухне в свете последних лучей солнца.
- Спасибо, - последнее, что слышит Цзитао, запирая дверь.
Ужин почти готов, а Тао сидит за столом и клюет носом под звуки закипающего чайника, забываясь прислушиваться к голосу Ченя.
- Тао. - Старший присаживается на корточки, чтобы успеть подглядеть за дремлющим парнем, и улыбается, когда сталкивается с непонимающим взглядом.
- Уходишь? Не ходи, пожалуйста.
Чондэ сжимает коленки младшего и продолжает улыбаться, молча и безответно, так, что у Тао застревает комок в горле. Прикасаться к лицу совсем не страшно, но дико холодно. Соленая боль случайно наливается на глазах. Однако Чондэ не замечает, потому что Цзитао успевает закрыть глаза и притянуть старшего для их второго поцелуя. По-дурацки улыбается, когда Чондэ делает усилие не отвечать на поцелуй, но вулкан в груди, который старший разбудил – сейчас не способен унять никакой бушующий ветер.
- Кажется, мы запутались.
Тао смеется через силу на слова Чондэ. Трусливый.

- Ты все таки пришёл.
Часы безэмоционально показывают два часа и двадцать две минуты, тогда Чондэ успевает загадать желание, потому что верит в подобную чепуху, и она никогда не обманывает и потакает его желаниям.
Чень пытается сфокусировать свой взгляд, и снова приходится поднимать голову, невыносимо утомительно. Чанёль обходит, чтобы Чондэ не утонул во всем, что сейчас с ним творится, и желает помочь снять куртку.
- Я сам, - напрягается от тяжелых рук на своих плечах.
Но его прозаично игнорируют, стаскивая одежду, словно кожу. Чанёль не торопится и доводит Чондэ до точки максимума. Толкает в гостиную, где их ждет уже остывший кофе – две чашки, давно залежавшийся в ожидании хозяина синтетический плед со скучным принтом. На фоне доносятся отрывки знакомых фраз – его.
- Выключи.
- Не любишь свой голос? – удивляется Чанёль.
- Зачем позвал? – Чондэ садится и берет чашку с кофе, но не торопиться делать глоток, предпочитая сначала выслушать ответ парня.
- Не знаю. Хотел спросить, что между вами?
- Пустота.
Чанёль давится кофе, потому что совсем не ожидал. И не думал, что такое возможно, ему становится стыдно и неуютно.
- Прости, что спросил.
- Ты мне здорово помог. Я сбежал. От него, когда понял, что он тоже меня любит.
Слова еще долго висят в комнате, даже когда Чондэ утыкается в плед своим раскрасневшимся от слез носом, и тихо посапывает. А Чанёль пьет остывший кофе и хочет пнуть обоих идиотов. И себя в том числе.

В доме слишком много посторонних людей, они мешают и давят своим присутствием, отчуждая уют от комнат, своими голосами заполняют все вокруг так, что стены, кажется, крошатся на глазах.
Чондэ смаргивает наваждение и выискивает Цзитао. А младший сидит на кровати в комнате, где его расспрашивает Чанёль все ли в порядке и может ли он чем-то помочь. Тао демонстративно повернул голову в сторону, задевая своими «иголками». Чанёль улыбается и гладит младшего по коленке, словно брат успокаивает.
Чондэ по наитию оказывается в дверном проеме и втягивает в себя последние обрывочные картинки, которыми успели поделиться находившиеся в комнате.
- Мне дали выходной. - Чень выдерживает паузу и закрывает глаза, чтобы не сойти с ума от нерешенности: на кого смотреть. - Перед программой.
- Это хорошо, - отвечают в голос Тао и Чанёль.
Чанёль активно старается поддержать разговор, размахивает руками и юморит, так что у Тао сводит живот от смеха. А лицо Чондэ сквозит безразличием, скрываемое улыбками. Тогда Чанёль не выдерживает и рубит с плеча, и думает - не плохо по лицам присутствующих.
- А давайте вы вдвоем поедете домой к Чондэ?

Рано утром Чень встает и направляется в комнату к Тао, чтобы разбудить и еще раз уточнить про поездку.
- Поедем на этот выходной к моей семье? – Чень улыбается немного с натяжкой – волнуется - но даже такая улыбка согревает Тао.
Он целует родные ладони старшего, каждый сантиметр, чтобы впитать в себя запах ромашкового мыла, что недавно купил сам же в дешевом супер-маркете, потому что не было сил заходить куда-то еще и искать подходящее – анти-аллергенное. В поцелуи вкладывает слова: «конечно», «я согласен», «очень рад».
- Собирай необходимые вещи. Поедем через три часа.
Чондэ позволяет себе вольность и поцелуем урывает с энтузиазмом чужую улыбку. Ворует незаметно и надевает на себя, чтобы Тао ничего не заподозрил, и парень свято верит. Живо собирает вещи в течение полутора часа и начинает увядать. Ведь волнение тормошило и его, то и дело раскручиваясь сильнее и горячее.
Чондэ замечает изменения в поведении, и не может сдержать смешка. Он проходит мимо него специально, с запланированным злодеянием, которое должно хоть немного отвлечь Тао, и взъерошивает копну черных волос, давясь в трудноскрываемом смехе.
- Все будет хорошо. Не волнуйся ты так.
- На себя бы посмотрел!

Дом, в котором жил Чондэ, небольшой, но вполне уютный. Тао заглядывается каждым уголком и впитывает, как губка каждый вдох и выдох старшего. Кажется, что он по этому дыханию читает воспоминания, охватившие их обоих, да, уже их.
Чондэ похож на свою мать. Больше всего Цзитао становится стыдно под ее взглядом – совершенно одинаковые. Она улыбается и протягивает руку, чтобы выказать свое дружелюбие.
- Здравствуйте. Меня зовут Тао.
- Очень приятно, Тао. Я наслышана о тебе.
Чондэ закрывает за ними дверь, прихватывая весенне-летние завитки, которые шуршат на одежде.
- Познакомились уже?

Время протекает в заботах по дому и разговорах о жизни. Цзитао с удовольствием слушает детские истории, они смешные и такие яркие, будто бы просмотр фильма. Рассказывает про себя, отдыхает от всего.
По привычке они усаживаются на диван в любимом ими положении. Чондэ не боится, но его выдают руки. Он поворачивает голову и становится неловко, потому что их взгляды снова играют в неуклюжие игры. Время останавливается, не слышно шума, нет чужих запахов, шорохов, дыхания, едва ощутимые иголки внизу живота доказывают, что все реально – они живы. И в этом нет ошибок.
- Пора ужинать.
Тао не жалеет ни о чем, кроме трусливости Чондэ, и своей тоже.

- Ну и как тебе? – Чондэ долго не решается спросить, когда помогает постелить постельное белье в гостевой комнате, где напевают колыбельную половицы и покусывают за крылья носа сырые запахи.
- Останешься со мной?
- Тао, прости.
Но слушать нет сил, младший знает, что это трусливое вранье, которое доведет до предела, пока не сломает одного из них, и уже будет поздно, что-либо строить заново. Тао закрывает на замок дверь, потому что не хочет лишнего шума. Чондэ заметно напрягается, но садится молча на кровать, ощущая бешенный ритм в груди и пожар на кончиках пальцев. Тао осторожно наваливается на грудь старшего и первый тянется, приоткрывая губы, чтобы сглотнуть чужой воздух, который тихо признается во всех умолчанных чувствах. Где-то глубоко Тао съедает тот факт, что Чондэ, до дрожи в коленках и смятых футболок в кулаках, охренительно целуется. Он садится на податливые бедра и трется пахом о немощный ремень, верности что ли. Руки забираются под рубашку и сглаживают волнение, освобождая бабочек для полета.

Чондэ накрывает губами губы младшего, чтобы тот не так громко рассказывал про свою любовь.
Скользит руками по напряженным мышцам на руках от запястья и выше, опускается на грудь, ниже до дрожи. Приспускает трусы, ожидая помощи, которая не застает себя ждать. Тао помогает рвано, но не спеша, боясь разбиться на миллион отказанных осколков.
Чондэ съезжает ладонью по бедру, спотыкается о выпирающие кости, но не боится «стражников», обводит подушечками пальцев. Надавливает на кожу и слышит дикое биение сердца младшего.
По неаккуратности Чень обволакивает член Тао неприятно, так что приходится помочь – накрыть чужую ладонь своей и умереть.
- Чень.
- Молчи, пожалуйста.

Рано утром, когда бодрые лучи солнца вбегают в комнату, с волной прохладного непрогревшегося воздуха, Чондэ просыпается. Ему нестерпимо хочется пить, а тяжелая рука на талии затрудняет поход на кухню. Он пытается перевернуться и соприкасается спиной с грудью младшего, отчего последний просыпается.
- Доброе утро.
Тао расплывается в улыбке и целует старшего в шею, втягивая запахи прошлой ночи, что витают слабыми клубками и напоминают о случившимся. Цзитао слишком счастлив и не в состоянии отпустить, не теперь и не сейчас.
- Сколько сейчас?
- Не знаю, - еще один поцелуй и еле заметный укус – кожа наливается красным пятном. – Твоя мама стучалась рано утром, когда еще солнце не успело взойти.
Чондэ вздыхает и решается выбраться из плетеных сетей: рук-ног. А Цзитао становится слишком хитрым и капризным.
- Полежим еще немного.
Повернуться не составляет труда, Чень отталкивается ногами, чтобы их глаза были на одном уровне. Парни смотрят друг на друга, затаив дыхание и не моргая, будто играют в гляделки. На самом деле, не могут наглядеться новыми эмоциями на лицах. Когда Тао тянется за поцелуем, Чондэ накрывает влажной от волнения ладонью рот младшего.
- Сначала в ванную сходи, потом все остальное.
Однако Тао не в состоянии сдержать себя и смазано проводит губами по щеке. Встает с кровати, не стыдиться никого, в отличие от Чондэ, которому начинает казаться, что поторопился. Надевает приготовленный еще с позднего вечера халат и скрывается за дверью.
Чень слышит, как младший здоровается с матерью, даже не видя его, можно отведать килограммы улыбок, что успел надарить Тао.

Перед уходом мама Чондэ долго не может отпустить сына. На ее глазах выступают слезы, она обнимает его и на прощание целует в щеки, которые наливаются румянцем под взглядом Тао. Последний сдерживается от теплоты, переполняющей с ног до головы, смеется в кулак, когда видит, как Чень успокаивающе гладит женщину по голове.
- Мам, нам уже пора, - тянет каждую гласную сын.
- Чондэ, не совершай ошибок, о которых потом будешь жалеть, - женщина напоследок обнимает сына, вставая на носочки, чтобы добавить. – Тао - хороший мальчик.
И Чень понимает, что имеет в виду его мать, кивает немного резко, что голова начинает кружиться.
- Ну, мы пошли.
- До свидания, - Тао топчется на пороге в ожидании.
- Береги моего непутевого сына, - наставляет женщина, чем вызывает волну недовольства со стороны Чондэ.
- Между прочим, я старше!
- Дурак, - в голос озвучивают мысли мать и Тао, после чего смеются, заполняя комнату воспоминаниями, хорошими и откровенными.
Этот дом становится частью их.

Они идут по тернистой аллее размеренными шагами, иногда спотыкаясь и переходя на толкания и смех. Домой не хочется – как обычно попеременно ледяной-теплый и наполнен чужими людьми. Должно быть, звукорежиссер поджидает их, чтобы сообщить последние новости.
- Тао?
Парень переплетает пальцы с пальцами Чондэ, тихо смеется. На его душе слишком легко – старший не хочет опускать его с небес на землю, ему нравится эта заразная легкость.
- Не переживай, здесь никого нет.
- Я не про то, - Чондэ сжимает кисть Тао сильнее, чтобы убедиться, что не спит. - Давай переедем?
- Почему? – недоверчиво уточняет младший, напрягая плечи, но сглатывает подошедший к глотке комок.
- Просто, давай сделаем это.
До дома никто не решается сказать и слова, выдирая с корнями и прикусывая языки, щеки, губы. Лишь сидя на самых последних сиденьях, где их никто не видит, парни целуются тягуче медленно, вкладывают свою влюбленность в каждое движение губ и языков.

Дома непривычно пусто, предсказуемо на кресле восседает с книгой в руках звукорежиссер. А рядом на диване спит Чанёль.
- Мы вернулись! – Чондэ закидывает на спящего парня сумку.
Чанёль моментально просыпается, но не возмущается, нет. Он улыбается до скрежета зубов, так словно в воздухе все наэлектризовалось. Ему не трудно откинуть груз и подойти к друзьям, чтобы обнять, сразу двоих – с его ростом оказалось совсем не трудно.
- Вы наконец-то вместе!
- Мы до этого тоже…
- Чондэ, ты понял, о чем я.
И все, что остается Ченю: встать на носочки и дать подзатыльник Чанёлю, потому что язык слишком длинный и глаза звукорежиссера сбились в кучку из-за непоняток.

@темы: Пичаль, fanfic, Любимый мужчина, Парень из библиотеки, Пандыши, R, творческое

---

Бесплатная раздача драбблов3

Для Оленьки,  life88

Есть порох еще в пороховицах. Пишем мы и по бф.

Донхён/Хёнсон, r, повседневность.

342 слова

Донхён слегка нетерпелив, раздражителен и возбужденно-недоволен. Хёнсон спокойный и ярко-привлекательный, к нему руки неосознанно тянутся и одергивают вечно в диком танце рук и пальцев, заталкивают в ванную комнату.
Донхён шуршит одеждой быстро, молча и сосредоточено, а Хёнсон смеется и стесняется настойчивости лидера. Язык проходится по своим губам, слизывая последние остатки самообладания, руки Хёнсона прикрываются в детском сомнении.
Донхён подготавливает младшего будничными движениями, словно намазывает на хлеб варенье. А потом с влажным удовольствием вылизывает пальцы Хёнсона, на них же медом намазано. Младший мечется в своих мыслях и до последнего надеется предательски отключиться на плече старшего, который вбивается с животным ритмом – ненормальный, в доме же младшие.
Донхён впервые разрешает себе разнообразить их четвертый по счету секс, считает. Он наклоняется к уху и сжирает его вопросом, от которого затекают ноги.
- Что такое, Хёнсон?
Требуется время, чтобы понять в какую степь заносит лидера, как ответить, чтобы не кончить от другого наводящего вопроса. Голос у Донхёна охренительный. И почему он всегда молчит во время секса?
- Возбуждение. Всего лишь.
- Ты сейчас уверен. Я же не об этом, - а двигаться Донхён прекращает, и разочаровывается ответом.
Задавать вопросы ему еще учиться и учиться. Но закончить надо, а где-то глубоко так горит желание немного отомстить за слепоту обоих.
- Хён, пожалуйста.
Лидер приближается вспотевшей грудью к спине младшего и надавливает ладонями ему на грудь. А Хёнсон насаживается своими податливыми бедрами, рукам блуждает по коже под футболкой лидера, запоминая и проклиная этот день – момент, когда тот заговорил.
В то самое переломное движение, когда уже оба на пределе, раздается стук в дверь. И к черту все, смеяться в сладкие губы, двигающиеся в испуганном ритме, так весело. Донхён смеется, а у Хёнсона на кромке века залившееся мешается вода.
Донхён всегда одевается быстро, потому что практически одет. А Хёнсон еще долго просиживает в ванной, порой под взглядами чужих – не осуждающих - сочувствующих.
Закрывается дверь безэмоционально, отвратительно, где по одну сторону – молчание и ожидание, по другую – неловкость и неуверенность.
- Время еще есть. Я смогу, - говорит себе лидер, отрываясь от изучения двери, и уходит в комнату, чтобы затонуть в чужих всхлипах.

@темы: Пичаль, fanfic, Любимый мужчина, Boyfriend, R, Мысли вслух, творческое

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Омомо, приятности ♥

27.07.2012 в 23:55

Пишет  Drakosha Jongi:

Для поднятия настроения, как и обещал.

 Петя Ростов Не грусти *подмигнул*

тыц

@темы: Пожар сердца, Любимый мужчина, Любовь и соплеслюни ~, Парень из библиотеки, Пандыши

---

...

Это называется Петя перед сном посмотрела видево. Вот это настоящая игра. ПРОСТО СИДЕЛА И ОРАЛА!
Дончжун и Чанчжо. Апплодирую стоя, это было волнительно =)

Джеа против Тин Тапов ♥

@темы: ZE:A, Teen Top, Пожар сердца, Любимый мужчина, Любовь и соплеслюни ~, Любуемся на красоту, Видево, Ликхи, Хёншиги

---

...

Наградила же природа ее красотой ♥

Любимый и прекрасный ребенок - Хёна

@темы: Любимая женщина, Хёна

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Бесплатная раздача драбблов2

Для  I-Know.

Минсок/Х Тао/Х; r; au, ooc.

918 слов

Он приглашает его пожить к себе всего лишь из чувства сострадания к недавнему знакомому. Симпатия разливается приятным теплом по телу, заставляя щуриться в улыбках и глазах-щелочках.
- Покорми меня, - капризничает Минсок, когда оба праня сидят за столом и ужинают.
Тарелка с рисом не выглядит аппетитной, а атмосфера пустоты давит, скребясь стрелкой часов по стенам кухни.
- Не маленький уже.
Но сдается – берет палочки и, подхватив доброе количество риса, что в последствие рассыпается большей частью по столу, оказывается во рту. Смакуется, прикусываются зубами палочки для еды. Минсок проводит языком по запаху риса, запоминая чужую заботу.
Хозяин квартиры улыбается, когда с каплей зависти в глазах, пробует рис из тарелки – ничего необычного. Но чувствуется сладкая горечь зарытых мыслей. Минсок таращится на парня, ощущая, как сердце бухает куда-то вниз, разбиваясь на мелкие рисинки. Воспринимает это как разрешение, не до конца осмысляя к чему, лишь беззвучное разрешение, которым следует, как можно быстрее воспользоваться. Вдруг, сгорит, так и не оказавшись испробованным.
- Дай сюда, весь рис по столу разбросал.
Минсок выхватывает палочки из рук друга, что терзают кусочки кожи на подушечках пальцев. Он тяжело выдыхает, когда рис снова оказывается во рту – наркотик. С тех пор, Минсок очень любит кушать рис, правда, палочки не каждые подходят.

- От тебя пахнет. Ты пил?
Минсок наваливается на косяк двери, его двери. Совсем не больно, словно все захолодело внутри, и не желало выливаться во что-то болезненно-теплое, так чтобы закусывать губы и хвататься за ноющую боль.
- Прости.
- Иди спать. Я устал.
Слишком холодно, так что ноги мерзнут, и руки перестают чувствовать как сжимают косяк, как больно бьется плечо о шкаф, потому что желания уходить из комнаты равно нолю. Сосед напрягается – хватается за простыни; и ложиться на спину, смотрит в потолок, давая понять всем своим видом, что не имеет никакого желания. Врет.
Минсок раздевается медленно, воздух ломается под его руками, и неприятно трясутся руки. Три бутылки соджу были лишними для организма, но не для мыслей. Они по-прежнему резвились в голове калейдоскопом, так что начинало тошнить.
Его кровать теплая – удивительно. Минсоку приходится потеснить соседа, который шипит, но двигается. Однако быстро переворачивается на другой бок, чтобы не встречаться взглядом.
Руки соприкасаются с чужими, от плеча и до пальцев, неуверенно и вымученно переплетаются.
- Холодный, - шепчет на ухо Минсок, выпуская на волю мурашки, что разбегаются, куда глаза глядят от неосознанности ситуации.
- Пьяный, - отвечают дурманящие губы в ответ, вкус которых так и остается неизвестным, давящим.

Его не просят выселиться, более того, в следующую ночь на кровати соседа оказывается две подушки и одно одеяло. Улыбка раздирает в клочья, и Минсок оттаивает, тем не менее, не торопиться, чувствуя подвох.
Мину страшно, что однажды потеряется и забудет место, где все изломанно и болезненно режется воспоминаниями по кромке мозга, и так приятно не торопиться. Сохранять больше, и не забывать дорогу в эту изломанность, где есть чувства.

Парни сидят на кровати в комнате Минсока: сосед читает книгу на полу, облокотившись на рядом стоящую кровать, а Мин спиной на его плечо, которое, возможно, давно затекло и ноет. Но шумная тишина говорит, что все нормально – так и должно быть.
- Скучно, – пытается завести разговор.
- Можешь почитать со мной.
Минсок заглядывает в книгу, словно ему это очень интересно. На деле хочется совсем другого, другого томительно-тяжелого и жгучего. Украсть их первый поцелуй сосед позволяет себе первым – Минсоку слегка обидно, но это ничего. Потому что губы вкусны и слишком мягки, чтобы иметь что-то против. На них нет кусочков холодности, только что-то чужое и меланхоличное, так и просящее не трогать. Книга следующие несколько часов валяется в забытом уголке кровати: не до нее, скучной и неинтересной, читающейся через силу и в попытках задушить скрытые чувства.
- Кажется, что я тебя, - хочет поделиться Минсок, а сосед боится, поэтому целует быстро в губы.
- Не надо. Кажется, я тоже, но это не важно.

Уже поздно. Тихие стоны разливаются по периметру комнаты, скапливаясь терпким вином в груди. Всегда такие сдержанные, и до помрачения «не-для-него». Руки мокрые и неприятно подставляют – постоянно соскальзывают с любимых бедер. Сосед всегда где-то не с ним, а когда возвращается, то изводит Минсока. Садится на него сверху, чтобы глотать улыбки, сцеловывать порхающие от удовольствия ресницы. Это нравится, он никуда не торопится. Стонет его имя практически шепотом, ощущая, как заполняет разгоряченным теплом, и слабо поскуливает.
- Прости, - почему-то извиняется Минсок, когда разморенный лежит и перебирает чужие волосы в своих руках, улавливая постоянное напряжение и извиняющиеся улыбки «для-него».
- Ты слишком хорош для меня, - как-то по-детски жалуется парень и целует Минсока в плечо, где после болит целую неделю.

Проходит какое-то время, и на пороге их дома появляется знакомый незнакомец. Определенно, где-то его уже видел Минсок. Даже запах знакомый и напевает какую-то заезженную мелодию из детства.
- Тао! – захлебывается в собственном испуге сосед и бежит на встречу.
Совсем не страшно поцеловаться в губы на глазах у Минсока, потому что сосед не способен отказать Тао, так было всегда. Не нужно видеть, достаточно сверкающих капель на чужих щеках, чтобы уловить слезы Тао.
Тогда Минсоку становиться страшно и неприятно. Он не чувствует себя лишним, и хочется избавиться от ненужной вещи в их доме – пойти и выкинуть в мусорку. Но не может, поэтому обращается за помощью к виновнику его желчной ревности.
А сосед без жизни в глазах, молча стоит и прижимается к Тао, получая чужое тепло, через плечо его взгляд устремлен прямо на Минсока. Как глупо, но ведь он тоже ищет помощи в глазах, тогда-то становиться на миг спокойнее.
- Я не отпущу, - одними губами произносит Минсок.
И ему кивают в ответ, соглашаясь сломаться до конца, лишь бы чувствовать себя живым хоть какое-то время, пока не настанет конец – жалкий и с выбором.

@темы: fanfic, Задротство какое-то, R, творческое

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Бесплатная раздача драбблов.

Однако, поразвлекались с Олей. И накатала я ей драббл по ЛуМинам.
Для  life88

Лухань/Минсок; au, ooc; g.

745 слов

Минсок устало растирает кисти рук, ощущая болезненные покалывания и желание схватится за первый же попавшийся в руки парашют, спрыгнуть, еще даже не взлетев. Плечи парня так напряжены, что даже не замечаются чужие ледяные руки, которые растирают кожу с хлопковой тканью, словно втирая спокойствие.
- Успокойся. - Лухань наклоняется к уху напарника, чтобы не выдать с потрохами, невыносимо шепчет.
Проходит еще какое-то время, и пора делать объявление. Потому Минсок встает, резко, так что Лухань не успевает убрать руки, и ударяется о стенку небольшой кабинки, но не возмущается и списывает все на волнение друга. Следует за ним тенью, наблюдая за тяжелым дыханием, слушая биение сердца.
«Не волнуйся ты так!» - в сердцах кусает локти Лухань, еще больше переживая за Минсока, чем он сам. Чувствует запах нежелания, удушья и злости, тем не менее, молчит, сам заглушается где-то глубоко внутри себя - ничего нет. И боль не давит на Луханя ежистыми руками.
- Дамы и господа, добро пожаловать в ад. Для желающих делаем остановки по требованию. Парашюты не выдаем. Надеюсь, после сегодняшнего полета мы с вами больше не встретимся.
Кто-то начинает истерично ржать на борту самолёта, когда Минсок скрывается в кабинке. А Лухань уходит в фейспалм, стоя рядом с Минсоком, который смотрит в пустоту, как будто не понимает: где находится и что делает.
- Хочешь булочку? Я, к примеру, очень изголодался.
Минсок смотрит на него прожигающим взглядом, отчего младший облокачивается на всю ту же злосчастную стену, холодящую огненные мысли в голове. Откидывая голову, он бьется несильно, но сумасводяще, так что руки сводит и покалывает внизу живота.
- Не смотри. Так. На меня.
- Иначе не получается.
Слова охватывают слух Луханя - покрытые проклятьем. Старший садиться на корточки и выжидающе смотрит, невыносимо хочется услышать ответ, что разобьет тишину на миллиард осколков и страданий.
- Вот прилетим в Пекин.
- И ничего не будет, - заканчивает Минсок и отворачивается, давая понять, что разговор закончен.

В номере слишком душно – не работает кондиционер – и нервы натянуты, блестят на чужих глазах, когда Лухань случайно открывает дверь в ванную, забываясь, что живет не один в апартаментах.
Натыкается все на тот же взгляд, от которого начинают трястись руки. Младший цепенеет в своих желаниях, только не сдается.
- Пожалуйста, прекрати, - практически по слогам произносит и закрывает дверь, бросая в одиночестве Минсока.
Лухань не обращает внимание на жар, заставляющий буквально вариться. Ложится спать на двуспальную кровать – какой дурак дал им такой номер.
А Минсок просиживает еще лишний час в ванной, смотрит в зеркало и пытается понять, что не так с его взглядом. Он пустой, и, кажется, его совсем нет. Смаргивает несколько раз и пугается, потому что ему и правда начинает казаться, что у него нет жизни в глазах – его нет рядом. Неужели это так страшно.
Время стремительно начинает течь, когда Минсок срывается с места и сбегает из ванной. Но так же быстро затормаживается, когда больно бьется о бесчувственную стену, выстроенную Луханем.
- Звонил Ким. Сказал, что.
- А-то я сам не догадался.
Оба замолкают и теряются. Минсок присаживается на край кровати, заведомо спиной, чтобы не видеть младшего. Последний лежит без майки, в одних шортах, что ужасно мешаются и желание выкинуть их увеличивается в геометрической прогрессии.
Лухань сдается первым и пяткой толкает ногу старшего, слишком жарко.
- Спать где будешь?
- Мне и сидится не плохо. Спасибо.

Когда начинает светать, Минсок понимает, что успел прогуляться в самые забытые комнаты своего подсознания. Но старшему хорошо и тепло – нет зеркала, где пустой взгляд. Есть Лухань, который сопит во сне и постоянно задевает ногами, оставляя приятно-жгучие раны внутри, и покраснения на коже.
- Прекрати – прекрати. А сам-то видел, как смотришь на меня!
Рука на автомате хватает за ногу Луханя. Не больно, но младший просыпается моментально в порыве чуткого сна. Луханю страшно открыть глаза, поэтому он продолжает прикидываться, что спит, всего лишь незаметно сминая в руках простынь, которая выжигает руки, и заставляет чуть дергать ресницами. Не выдерживает лишь тогда, когда Минсок убирает руку, так и не решившись действовать. Лухань переворачивается на другой бок, для того, чтобы удобнее было потянуть на себя старшего. Минсок удивленно смотрит сонными глазами, случайно сцарапывая кожу на запястье Луханя, что потянулось к нему.
- Спи уже.
- А я говорил, что ничего не будет, - говорит Минсок, когда слышит, как отворачивается Лухань обратно, и смещается к краю кровати, лишь бы не соприкасаться телами, не пламенеть и не задыхаться.
- Заткнись. Будет еще.
Минсок закусывает губу и закрывает глаза, ощущая приятный аромат надежды - неуверенную ладонь на своей талии.
- Булочек хочется, а я, блин, на диете, - дуется Лухань и больше не произносит слов, забываясь в откровенно-благоухающих снах.

@темы: fanfic, PG-13, творческое

---

...

И чтобы ты мне хоть раз еще приснился - увольте.

@темы: Пичаль, Олень2

---

...

Весь день сижу и ржу с арта - сколько можно курить =)

@темы: Крышесносное, Infinite, Перлы, Любимый мужчина, Любовь и соплеслюни ~, Фанючик, Мысли вслух

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[fanfic] Magic

Название: Magic.

Автор: Peter Rostov
Бета: life88
Фэндом: EXO-M
Персонажи: Тао/Чондэ
Жанр: Ангст, повседневность
Предупреждения: АУ, ООС
Рейтинг: R

3316 слов

Тао, облокотившись на стену, молча наблюдет за диалогом друга, изредка разминая пальцы, и ощущает слегка неприятную боль в ногах от долгого стояния в одной позе. Глаза неприятным образом щиплет от атмосферы, что окружает его с Крисом.
Разговор длится уже более часа – китайцы не желают «делить территорию» с внезапными мигрантами.
- Мне не трудно повторить. - Крис хватается грязными руками за переносицу и тут же одергивает себя, начиная раздражаться такими пустяками. – Ваша территория – ваша. Нам ничего не надо.
Низкорослый китаец морщится от слов, словно голос Криса – лезвие режущее металл; и брезгливо толкает в грудь первого, давясь собственным ядовитым смехом. Рядом стоящие парни напрягаются и ожидают реакции, которая не заставляет себя ждать: младший, что стоял в стороне, прочищает горло и тихим голосом оповещает, что пора прекращать цирк и расходится по- доброму.
По закону жанра – все бессмысленно – слова вызывают новую волну смеха «главаря», подхватываемую собачим лаем и присутствующими в переулке, всех кроме Криса и Тао.
-Нет, так нет. Потом не жалуйтесь.

Они сидят в кафе и занимаются своими делами, не обращая внимания на людей, маячивших без конца, и их косые взгляды. Крис вытирает салфеткой прикипевшую кровь на лице Цзытао, то и дело извиняется. Младший лишь улыбается в ответ, но молчит. Потому что говорить нет сил, да показывать это хочется меньше всего. Он должен быть сильным, даже если удается не всегда: хочется спрятаться в темноте и соскабливать весь страх, душа на корню доставучую усталость.
Неаккуратное прикосновение старшего, и Тао отворачивается к окну, всего лишь стесняя в зубах болезненные ощущения. И замечает парня, который наблюдает за ними – молча стоит и смотрит. У незнакомца глаза, наполненные сладкой грустью, что томиться похожими сгустками в душе Тао. Губы тонкой ниточкой прикрыты и не малейшего намека на улыбку. Впрочем, это ненадолго: в следующее мгновение парень кукольно поворачивает голову на бок и улыбается, так, словно ему сносит крышу. Он источает солнечные зайчики, что приятно кусают за раненную кожу лица, прогрызая до крови.
- Тао, прекрати улыбаться. У тебя же раны открылись опять, - разрушает все в один момент Крис: как настоящий старший брат, который отчитывает нашкодившего сорванца-брата.
Салфетка падает на пол, когда Цзытао встает с места и, поклонившись, уходит из кафе, заведомо предупредив, что вернется поздно.
Он чувствует, что те самые «зайчики» сделали что-то неправильное. Они успели добраться до самой груди – самого главного – прогрызая в ней дырку, и заложили небольшой уголек, непременно заштопав, будто ничего и не было. Неприятно.
Бежать надоедает именно в тот момент, когда знакомо-незнакомый силуэт мелькает перед глазами.
- Постой.
А парень и рад становиться, точно ожидает, видит, знает. Не надо гадать и переспрашивать, это именно к нему обращаются.
- Чен. Или Ким Чондэ. – уточняет мистер-опасная-улыбка.
- Тао, Цзытао.


Чондэ проводит еще влажными от спермы пальцами по губам, пошловато слизывая остатки, и улыбается широко, словно ребенок, который съел плитку шоколада, вот только руки предательски дрожат.
- Ты – хороший, - выдыхает Тао и слегка хмурится от своих же слов, словно не он их произнес, и прозвучало до брезгливости и мурашек дурно.
- Спасибо. –Чен собирает разбросанные вещи, для того, чтобы поскорее покинуть помещение, которое насквозь пропитано запахом секса, тяжелым дыханием, шуршанием одежды – это все витает в комнате, не позволяя сосредоточиться на разговоре.
- Следующего раза не будет, да?
- Наверное, - выдержав паузу, отвечает нерешительно-решительный Чондэ, чем рушит все ожидания Тао.
Он скидывает на Чена лишнее - бумажник, ключи от квартиры и листок со своим номером (на всякий случай) и неубедительно щурится, стараясь скрыть неудовлетворенность по всем фронтам.
- Хочу нормального секса.
Не успокаивается Цзытао и ерзает по креслу, в котором совсем недавно раздвигал ноги, толкался вперед – на встречу разгоряченному рту Чондэ; стонал и выгибался, так, словно его кости ломали в мучительных пытках, и хотелось прекратить страдания, поддаваясь этой игре и добивая самого себя, лишь бы не мучится более, но не успел – неудовлетворенно кончив от пошлого стона Чена.
Чондэ не обращает внимание на одурневшего от запаха мускуса Тао, лишь изредка цепляясь за мысли, скоблившиеся распаленными ногтями по кромке мозга, что ему хочется остаться и удовлетворить обоих.
Когда Тао видит удаляющуюся спину старшего (именно старшего: отчего-то в этом он не сомневался), то понимает, что его слова были пустым звуком. Ему совсем не хочется язвить и резать больно словами, хочется лишь отпустить и забыть, но не выдерживает и плюет на все.
- Да, что это я про нормальный секс.
Визитка сминается в руках Чондэ так сильно, что кости звонко хрустят, но он не поворачивается и не смотрит на младшего, давая время последнему, исправится и сделать все возможное, чтобы Чен не послал его. Жалкое чувство раздирает в клочья все внутри, но старший молчит, и не смеет выкинуть визитку – уходит, не закрывая за собой дверь, лишь выбрасывая на пороге непонятной формы то ли салфетку, то ли листочек, всем видом показывая, что вернется.
Тао матерится, и слизко-отравленные слова доходят до его мозга – он совершил ошибку, за которую его простили. От этого накатывает ощущение грязноты и блядства, хочется забиться в душе на добрых три часа и соскабливать с себя кожу до крови, чтобы вместо нее регенерировала другая - непорочная, совсем нетронутая гнилью его обыденной жизни.
Однако, вместо душа он идет к двери, поднимает записку и захлопывает дверь, не замечая сидящего на лестничной площадке Чондэ, которого ломает при виде бумажника, где лежат долгзапоминающиеся цифры, чужие.

В записке, что оставил старший, адрес наполовину стертый, поэтому на разбирание записи уходит приличное количество времени, и разбавляет разбирание хангыли бутылка соджу. Сливается быстро – грубыми глотками, до рвотных порывов и тошнотворных влажных дорожек по телу, до едкого запаха в носу. Тао быстро отключается, забываясь в пьяных снах, распластавшись на холодном полу, и игнорирует звонок в дверь.

Чондэ ненавидит это новое чувство в груди, оно заставляет совершать дикие поступки по отношению к окружающему миру. Ему больно до мозга костей от каждого слова этого странного Тао, он отвратно давится в своих же мыслях, давит в себе бессмысленных бабочек, жуков и прочих насекомых, которых в принципе терпеть не может. Он чувствует, что за несколько часов отказался от собственных желаний, и сделал чужой мир своим, расстилаясь чуть ли не ковром, по которому можно топтаться.
-Отвратительно.

Ощущения, что остались на губах, не проходят даже через неделю, заставляя вариться в собственном желании еще больше обычного. До невозможности не хочется ходить в ванную, потому что там нет никого, кроме него и мыслей о том вечере – все концентрируется в одном месте и монотонных движениях, заставляющих стонать от удовольствия и боли.

На телефоне высвечивается двадцать два пропущенных звонка, и одно непрочитанное смс от неизвестного номера через месяц после встречи с Чондэ.
Тао сидит в библиотеке и теребит в руках старой модели мобильник и давит в себе отчаянье, что, довольно улыбаясь, свешивает свои ножки на плечи парня. Не такой уж и неизвестный номер – после прочтения смс парень понимает это.
«Кажется, следующий раз будет».

Район выглядит довольно старым, здесь практически невозможно встретить молодое поколение. Земля источает запах сырости и тоски – это ощущается каждой клеточкой тела. На секунду Тао думает, что забрел не в то место, и пора бы позвонить Крису, чтобы попросить забрать из этого лабиринта старости и забытости. Тяжелые капли дождя подгоняют Цзытао, а ветер направляет своими нашептываниями, где его ждет Чондэ. И не ошибается – мистер-опасная-улыбка сидит на скамейке под небольшой крышей. Его угловатые коленки оголены и подрагивают от прохлады, ожидания прикосновений.
- Привет.

Влажно-горькие поцелуи истязают коленки Чондэ. Цзытао исследует каждый миллиметр заветной кожи, морщится от привкуса солености и вдыхает в себя ощутимое возбуждение старшего. Бедра из синяков и легких царапин западают в грудь, где неприятно разгорается этот чуткий на хозяина уголек. Чондэ протягивает руку к Тао, сидящему на полу и вылизывающего его коленки, и закрывает глаза, улавливая каждое движение-прикосновение.
- Прекрасен, – на китайском поет Чен, в последнюю долю секунды прикусывая губу.
В мозгу Тао перещелкивает. Он готов поклясться, что ясно слышит щелчок, а после все как в замедленной съемке.
- Идеален, - слизывается вывод с кисти рук Чена.
Чондэ нравится такая пассивность Тао, как спящий вулкан - никогда не знаешь, когда начнется извержение.
Затравленные насекомые в животе перерождаются и с новой болью соприкасаются крыльями с внутренней стороны живота. Они дико рвут на части от ощущения наполненности: теплой спермы внутри. За все время боль гуляет, где-то на просторах забытости и не изъявляет желание помучить: добрая боль. Больно становится лишь тогда, когда Тао уходит, молча вытерев со лба Чондэ капли пота и поцеловав в висок.

- Я ничего о нем не знаю.
- А должен? – вопросительно поднимает бровь Крис и улыбается своим мыслям, что успели догнать его уже после того, как спросил. – Пригласи его на наши посиделки с Луханем.
- Что?
Тао пугается и ощущает себя маленьким ребенком, которого выбросили во взрослую жизнь. Наверное, так оно и есть, гадко признавать. Самому делать какие-то шаги, управлять тем, чем все равно не под силу – жутко.
Не допивая стакан пива, Крис выходит на лестничную площадку, чтобы с кем-то поговорить по телефону, и предательски оставляет Тао наедине со своими мыслями. Ненадолго, потому что возвращается с гаденько-подозрительной улыбкой. Цзытао желает провалиться сквозь землю от этого тяжелого и упрекающего взгляда старшего.
-Ребенок.
Тао показывает язык, чем подтверждает слова Криса, но ему все равно.

Чондэ иссякнул. Его не стало для себя. Пустая и вечно работающая оболочка. Его затеряло где-то в ошибочном прошлом, которое сжигает всю кровь. Он начинает сам того не понимая заучивать китайские слова, значения которых не выходят за рамки «любить», «хочу еще» и «отдамся».
Хочется еще – Чондэ знает, а гаденько посмеивающееся гордость показывает язык и мотает головой категорически отказывая в телефонных звонках и смс.
- Тебе нужен выходной, – бесится Лухань.
- Мне нужно новое сердце.
- Приходи завтра к нам, - он диктует адрес и отвлекается на клиента, который сердито поглядывает на парней минуты три.
Подзатыльник оказался весьма болезненной и неплохой мотивацией: Чондэ задумался, где сделал просчет и как лучше исправить то, что успел натворить, и снова стал раздражать своей невнимательностью Луханя. Чтобы искупить свои оплошности Чен приходит по указанному адресу, где нет ничего, кроме отказанных желаний.

В душной комнате, где невозможно дышать, видеть и двигаться, Тао сцеловывает с шеи Чена боль его одиночества. Руки наглаживают напряженный живот, сцарапывая страх неразделенности.
А мысли выплясывают веселые хороводы, доводящие до головокружения.
- Тебе страшно?
Сердце Чондэ сжимается в маленький комочек и выжимает из себя последние соки боязливости, не к Тао, а к временным пространствам.
- А тебе?
Конечно, романтического ответа никто друг от друга не ждет, в очередной раз отвлекаясь на удовлетворение собственных потребностей. Неправильно. Но так хочется обоим.

Когда Цзытао видит разбитую губу Чондэ, маячившего то и дело возле Луханя, ему хочется пойти и удавиться от собственной слепоты. А еще из-за Луханя, который молчал все это время, что его тоже достают китайцы своими «разборками».
Тем не менее, в Тао невероятным образом образуется проклятое чувство радости, что сочиться яркими лучами и хватается за губы, чтобы растянуть на них загадочную улыбку.
Чондэ щуриться от боли, не обращает внимания на Цзытао, лишь закрываясь в себе, думает о том, как бы уменьшить кровотечение.
- Помоги, - орёт в панике и невнятно Лухань, будто Чен умирает у него на руках и нужно срочно что-то с этим делать.
А делать «что-то срочно» оказывается нужно. Потому что есть еще Крис. И сам Тао.
- Доставучие парни же попались.
Не задумываясь, младший подрывается с места, в сторону, откуда пришли старшие. Чондэ мрачнеет с каждым шагом Цзытао, и последний совсем слабеет в своих эмоциях к Крису. Он останавливается около старших, потому что тело напрочь отказывается двигаться дальше. Неспособно бросить то, что и так потеряно, но все же есть.
- Дурак, - заключает Чен, когда чувствует дрожь в подушечках пальцев младшего.
Его глаза заливаются еще большей грустью с солёным блеском.

Крис любит рассказывать истории поздним вечером, если выпадет шанс: Лухань заглядывает в гости к нему и Тао.
Цзытао в каждый подобный вечер улыбается и делает вид, что слышит все в первый раз. Ему нравится обманывать Луханя, смотреть, как он веселиться с Крисом, читать все по смеху друзей. И засыпать под диалоги-споры – так не холодно.
Сегодняшний вечер отличается. Есть Крис, есть Лухань, есть и сам Тао. Разговоры, смех, споры. Все есть, и даже больше.
На кухне сидит Чондэ, прикладывая холодный лед к губе, и не смеет нарушить домашний уют «семьи», ощущая себя обузой. До тех пор, пока в дверном проеме не появляется Тао в свободной футболке и легких шортах, кажется дико родным и жарким. Ребенок с неуверенностью на губах и в глазах топчется на одном месте.
Чондэ улыбается, потому что понимает – раньше никогда не присматривался к другим сторонам Тао. И дико хочется их рассмотреть, изучить и спрятать, чтобы некоторым не подавно было любоваться тем, чем может любоваться только он.
- Крис сказал, что ты можешь пожить какое-то время у нас.


«Пожить» - это было громко сказано. Возможно, Крис и Тао были счастливы, зато Чондэ тихо матерился на свою глупость. Мерзкие типы его не донимали, зато домашние обязанности очень.
- Я вам в домработники не нанимался, - причитает каждое утро перед выходом на работу Чен.
Он готовит завтрак с пяти утра, убирает разбросанные зубные щетки, вытирает намыленные полы и запихивает в шкафы, без того наполненные, одежду. А Крис тем временем спит и видит десятый сон. Да, просыпается он всегда последний, когда Тао начинает прыгать на его кровати, словно маленький.
- Буду поздно.
Дверь закрывается, и Тао прекращает прыгать, как ненормальный, его улыбка съезжает вниз. Тяжелый и разочарованный вздох не заставляет себя долго ждать. Ему всегда хочется позавтракать с Чондэ, но попросить об этом язык не поворачивается.
А старший не видит. Жизнь в этом доме тяжела – это читается по одним лишь твердо сжатым кулакам Чена, и холодным поцелуям в ванной поздно ночью.
- Когда же ты повзрослеешь?
- Прости, я больше не буду прыгать на кровати.
Крис уходит в откровенный фейспалм, понимая весь масштаб трагедии.

Проходит месяц с тех пор, как Чондэ проживает в квартире Криса, и Тао. Если быть точным, то квартира принадлежит Крису. А значит жить ему здесь разрешено только по прихоти младшего, чувствовать себя, как дома неприлично стыдно. Да, Чондэ с некоторых пор задумывался о переезде обратно к себе. Где ему удастся разжечь воспоминания прикосновений Тао. Уловить запахи и услышать шорохи – хочется.
- Не вздумай уехать. Иначе мелкий крышей поедет. - Однажды заявляется Чондэ, когда они с Крисом сидят в гостиной и смотрят фильм.
Чен ежится от холодности Криса. Но в его голосе столько тепла, что Чондэ готов расплакаться и позавидовать таким отношениям. Они правильные.
- Но, - молча согласиться не получается.
- Все нормально, если тебя совесть грызет, то можешь платить часть за квартплату.
Тао стоит в комнате и слышит разговор, его пристыдил Крис за нерешительность. За несколько лет вырабатывается привычка понимать все с полуслова, недоговоренность есть только в словах, на деле диалоги заканчиваются где-то в подсознании их двоих.
- Бесит.

Чен и Тао давно не занимались сексом. Чондэ боится, что его внутренности сожрали бабочки, и он перестал что-либо чувствовать. Чрезмерно много думал – показалось.
- Ты – хороший.
Тао прижимается горячей грудью к спине Чена и упирается уже твердой плотью. Он помогает наклонить голову в бок, открывает шею для щемящих поцелуев. Чондэ молчит, лишь тяжело дышит, но не поворачивается.
Все та же маленькая и душная комната с давящими стенами впитывает новые стоны и влажные звуки, чтобы сыграть их в следующих раз для Тао перед сном, вместо колыбельной.
- Я хочу вернуться домой.
Ком в горле не позволяет сказать и слово больше. Сердце Тао замирает, или, возможно, умирает с последним ножом, который вонзил в него Чондэ. Тем не менее, находит в себе силы и продолжает двигаться внутри Чондэ.
Секс стоя - самое болезненное, что смог испытать в своей жизни Цзытао. Даже кончить было до неудовлетворенности тошно. Он прикусывает солоноватое плечо старшего, злясь на решение Чена.
- Почему?
- Потому что неправильно так жить.


Чондэ уезжает в Китай, продав свой дом, уволившись с работы и главное, оставив Тао одного в океане их чувств без спасательных кругов и лодок.
- Идиот, - Лухань бормочет под нос.
- Он – хороший, - заступается за Чондэ Тао.
- Да, не он, а ты!
Потому что Лухань рассказывает про учебу Чена в Пекине, что он давно замечал разного рода клочки бумаги, салфеток, стикеров, где были начерканы корявые иероглифы. Энтузиазм корейца в изучении китайского зарядил Луханя неплохими, как он сам думает, идеями, поэтому подтолкнул к обучению в самой стране. Последний очень даже не против.
Немного задумавшись, старший все-таки выкладывает еще, что они договорились встретиться в Пекине через два года. Зачем? Лухань не более чем поддался странному порыву и предложил – не пожалел. Ведь Тао рассказывает про Чондэ, не скрывает ничего, разрезая буквами о мистере-опасная-улыбка вдоль тела свою кожу, чтобы открыться и показать все. Наконец-то попросить помощи, вытащить уголек из груди и позорно разреветься на коленях у старшего.
- Извини-извини-извини, - без устали нашептывает Цзытао, когда понимает, что потерял все, чего даже не было.
- Два года.
- Много, - утыкается до боли и замолкает.


Проходит год, а Тао ничего не забывает и пытается хоть как-то связаться с Чондэ. Ему трудно дышать, когда он слушает новости о корейце в Китае от Луханя, который, кажется, счастлив. Определенно скрывает что-то.
- Чен-Чен часто звонит, чтобы узнать, как у Тао дела, – признается Крис, и не догадывается, что младший подслушивает их телефонный разговор с Луханем, с диким остервенением разрывая листы в книге по корейскому языку.
Теперь все становится на свои места: частые звонки на домашний в одно и тоже время, косые взгляды Криса, частый гость – загадочно шепчущийся с Крисом Лухань. И самое главное, любимые сладости из Пекина, неизвестным образом оказавшиеся в их доме.
Чондэ запомнил, что любит кушать младший – удар в самое сердце, еще один, и еще, их уже столько, что пора бы остановиться и умереть. А уголек больно начинает разгораться, напоминая о своем существовании. Рано умирать.
- Невозможно. Ты, - хочется выругаться. – Хороший.
Тао пробует на язык любимое определение Чондэ, вспоминая его поцелуи: сколько было в них тепла, и прикосновения губ к коже домашние и согревающие.

- Алло, Крис?
Чондэ чувствует себя некомфортно, ибо на другом конце провода тишина. На долю секунды парень расслабляется, чтобы поперхнуться воздухом, когда слышит ответ, разрушающий созданную заново вселенную.
- Не смотря ни на что. Ты – хороший.
После слов Тао тело Чондэ ломает несколько дней, руки трясутся, а ровные иероглифы шутливо кривляются перед глазами, изменяя смысл слов. Еще немного потерпеть - все пройдет. Чувство в груди утихнет и останется пробовать выдумывать новый светлый внутренний мир, свою вселенную, стирая прошлое.
С тех пор Чондэ не звонит в Корею. Впрочем, строить свой новый мир не получается. Абсолютно ничего не получается.
- Кого я обманываю?
Он отсылает шоколад для Тао на четырнадцатое февраля, молясь, чтобы сладость никогда не попала в руки младшего.

Усталость всем телом наваливается на плечи Цзытао - не выдерживает и просит у Криса купить билет на первый же рейс до Пекина.
Трубка разрывается на маленькие частички: усталости, тоски и желанияи банального желания отомстить за мучения обоих.
- И кто еще из нас ребенок?!
- Ты! – Лухань смеется в трубку и не желает выдавать адрес, где живет Чондэ.
- Я ненавижу вас всех. Все равно улечу в Пекин и найду! – пытается пойти другим путем Тао, зная заведомо, что подобный цирк со старшим не прокатит.
- Давно не трахался, животное? – игривый тон утекает стремительно и бесповоротно.
Цзытао кричит от безнадежности, громко, пока не хватает сил и дыхания. Боль душит злость к старшим, к Чондэ, ко всему, что его бездушно окружает. И молчит до тех пор, пока Лухань не расшифровывает в обычном крике все, о чем не способен сказать в словах Тао.
- Повзрослей уже наконец-то и прекрати орать.
Арес он записывает размашисто и по-дурацки непонятно и ломает о журнальный столик телефон, теряясь в своих мыслях, и не обращает внимания на удивленного Криса, когда уходит к себе в комнату.

В Пекине не жарко, зима не собирается уступать свое место весне, больно хватаясь морозными языками за оголенные участки кожи.
Чондэ прогуливается по закоулочкам, в которые не успел заглянуть в поисках «жертвы» болезненный ветер. До дома остается немного, и в груди все сжимается, падая тяжелым камнем вниз. Тао сидит на крыльце – не показалось, потому что его Чондэ ни с кем не перепутает.
Улыбка выходит жалкой, даже слишком, для человека, который хотел увидеть того, о ком слишком много думал, за все то время, что он потратил на изучение китайского.
- Ты подрос, - замечает Чондэ и по-домашнему одергивает рукав младшего.
Его китайский неидеален, но акцент заставляет влюблять в себя еще больше обычного.
Засмеяться от подобных навалившихся слов нетрудно. Ему все еще трудно попросить прощения, сложно быть первым в исправлении ошибок. Но он попробует.
- Давай встречаться?

Все те же: Тао/Чондэ, pg-13. NEW

1221 слово. Продолжение.

Чондэ лежит на кровати, уткнувшись в подушку, желая скорее задохнуться. Но вместо этого податливо стонет в ткань, наполненную первыми воспоминаниями, запахом боли и жажды, сжигающие изнутри. Тао рисует языком влажные признания в любви, осторожно, чтобы не ошибиться с моментом – все размерено, до удушья хорошо.
- Ну, можно я перееду к тебе?
Старший не сдается и молчит, упрямо, с тяжелым дыханием и сумасшествием на языке. Еще несколько отчаянных прикосновений и ведь сдастся. Чондэ чувствует всего Тао, но боится принять, и утонуть где-то в постоянных давно недетских желаниях. Еще крепче закусывает край подушки и рычит так, что Цзытао отстраняется.
- Иногда мне кажется, что только один из нас любит по-настоящему.
Он уходит, так быстро и с болью в глазах, что Чондэ даже не успевает сказать и слова, лишь зарывается в простыни и глупо стонет.
-Дурак.

Крис скептически осматривает зареванного Тао и дает ему оплеуху, в последнюю секунду жалея о содеянном, потому что тело младшего горит. Цзытао трясет от нахлынувшего вируса и чувства жалости к себе. Он проходит в комнату с остервенением снимает с себя одежду и кидается на кровать, закрывая уши, глаза и все что можно, одеялом, и старается забыться. А Крис – любопытный.
- Что на этот раз не так?
- Все не так.

Глаза Тао совсем потухают - холодность Чондэ соскребает с них последние остатки веселых светлячков. Цзытао бездельничает целыми днями и перестает выходить на улицу, заявляя, что болен, но в больницу ни ногой. Да на работу забивает, потому что так надо, и есть возможность.
Он от скуки убирается в квартире, и вспоминает каждое мгновение, подсмотренное за Ченом.
Ему до мурашек и дрожи в руках нравилось наблюдать, как старший вытирает мыльные разводы, что оставил сам же Тао, как складывает зубные щетки, с усталостью и грустью в глазах. Отчего хотелось помочь, но Цзытао в очередной раз трусил и прижимался к косяку поближе, в бессмысленных попытках унять возбуждение. Нравилось скрываться в комнате Криса, который своим сопением заглушал дикое биение сердца. Даже застрявшие слова порой приносили мученическое удовольствие. Потому что это все для Чондэ - каждое мгновение-воспоминание заражающее вирусом, что разжигало все внутри.

Тао слишком больно, чтобы не вздыхать тяжело, и не выдавать все свои чувства одним лишь случайным прикосновением к кружке Чондэ, которая в следующую секунду летит в раковину и разбивается на глиняные осколки.
Он закидывает в раковину рубашку забытую старшим и включает кран. Капли ударяются о хлопковую ткань и отлетают на руки Тао, кусаясь и проникая под кожу, по самой крови донося до разума«присутствие» Чондэ.
По ощущениям дом для Тао стал чужим, по сути своей он никогда не был его, но чувства уюта всегда накрывало своими крыльями с головой. С недавних пор все здесь чужое и будто не их, Чондэ. Каждый предмет пропитался им. И колыбельные стали болезненными нотами, что прогоняли сон, до отвращения скребясь по стенам. Следует избавиться от всего изнуряющего – какое дурацкое решение.
- Хватит издеваться над рубашкой. Порвешь же! - не выдерживает Крис и вытаскивает силком из ванной младшего.
- Отдай! Отдай! Отдай! – кричит Тао на закрытую дверь, но даже так он видит, как старший показывает фак и ухмыляется.

Попытки отвлечься на уборку не срабатывают, поэтому Тао пытается рисовать. Лухань до одурения смеется, когда видит творчество младшего: несуразных крокодилов, панд и цветочки. Цзытао молчит, но по глазам, что блестят в свете летнего разгоряченного солнца, можно прочитать – обиделся.
- А Чондэ вам тут наготовил всяких вкусняшек.
- Что же он сам не пришел? - интересуется Крис, высунувшись из полупустого холодильника, где собиралась проводиться экспедиция «что бы поесть».
- Не бери!
Тао выхватывает пакет из рук Луханя и порывается выкинуть в мусорку, словно еще одна бессильная попытка избавиться от чувств. Может в следующий раз стоит попробовать выкинуть сердце?
- С ума сошел! Это же еда, - сопит изголодавшийся Крис. – Не хочешь сам, дай другим.
- Ни за что!
Лухань выжидающе наблюдает за перепалкой друзей. И когда Цзытао совсем теряется в своих эмоциях, старший выхватывает пакет, победоносно крича Крису, что сегодня они полакомятся на славу.
Сидя на кухне, Тао закатывает глаза, каждый раз слыша, как старшие нахваливают стряпню Чондэ. В глазах буквально пляшут картинки, где готовит Чен – неосторожно нарезает мясо и лук, и щурится, когда запах доходит до носа, обжигается о горячую сковороду и шипит, но все ради одного человека. Цзытао смаргивает наваждение и хватается за печенье, что лежит в небольшой самодельной картонной коробке. Оно застревает в горле и заставляет давиться так, что воздуха не хватает, и на секунду Тао думает, что это конец.
- Осторожнее. Из-за тебя аппетит пропал.
- Ну, простите.
На столе неприметно затерялась бумажка, которую выкидывает Лухань, даже не поинтересовавшись, что это. И не догадывается, что выкинул последнюю надежду Чондэ на понимание Тао: «Ты слишком торопишься».

А младший продолжает нежно вариться в своей злости, лежа на диване, скинув голову поближе к полу. Кровь приливает к ней и в глазах мельтешат мошки, но Тао дико нравится. Он представляет, как соскальзывает и ударяется головой – ломает шею.
- И конец. Больше не будет ничего.
- Что ты там бубнишь, мелкий? – Крис читает газету, тем не менее, замечает неудачные попытки «самоубийства». – Кстати, Чондэ звонил.
Младший дергается и падает с дивана – везучий, не ломает шею.

- Идиот. Ребенок. Бестолочь, - Чен возмущается тихо, с сухими слезами, с плотно жатыми губами.
Тао не может понять: кажется ли ему, что Чондэ говорит или научился читать мысли последнего.
Рука начинает с новой силой болеть, и Тао чувствует, как подступает тошнотворный комок к горлу. Сидеть на кровати слепяще утомительно, поэтому Цзытао хватает за руку Чондэ, в попытках не упасть от головокружительных и шумных ощущений. Мурашки игриво пускаются в пляс, окутывая тело желанием.
- Ты – хороший. И так вкусно пахнешь.
Все болит не из-за перелома руки – нет - Чондэ здесь, он рядом, и крыша едет стремительно быстро. Тао снова забывается в запахах и движениях, дыхании Чена, и злость по-светски откланивается до следующего раза – обязательно, ведь следующий раз будет.
- Дурак.
- Хочу тебя.
- Заткнись.
Чондэ неслышно опускается на кровать, ногтями царапает кисть руки Тао, пытаясь выпроводить скребущуюся внутри усталость.
Они впервые за два года целуются. Чондэ трясет, и руки не слушаются, отчего приходится навалиться всем телом на младшего, пропуская заряд боли. Губы Тао сухие и горячие, пахнут печеньем и обидой. Старшему нравится сцеловывать осторожно, изредка слизывая горько-колючие обвинения. И следует прервать поцелуй, потому что больно, только Цзытао не позволяет, удобнее укладывая на простыни онемевшую руку, здоровой рукой скользит по талии Чондэ и удовлетворенно стонет, чувствуя знакомую кожу на подушечках пальцев.

Тао выписывают из больницы на следующий день. Его встречает растрепанный и заспанный Чондэ, в руках у него чемодан. Мерзко-отвратное чувство сжирает спокойствие и облизывается с ядовитой улыбкой, посылая воздушный поцелуй, что догоняется, когда Тао хватается за чемодан.
Одергивает так, что даже начинают хрустеть кости – невыносимо больно.
- С ума сошел?
Чондэ стремительно приземляется на землю, теряясь в рваных мыслях и не понимая, что происходит.
- Я тебя не отпущу!

Цзытао прикидывается спящим ровно до того момента, когда ощущает вкусное тепло Чондэ рядом с собой, так хочется потеряться в нем. Чен на корточках сидит и рассматривает лицо Тао, и бережно порхает губами по больной руке, чтобы быстрее зажило – верит в подобные сказки. И младший тает от такого внимания.
Чувство «дома» приходит с того дня, как он временно поселился у Чондэ. И колыбельные ласкают слух по-хозяйски, с уступками и нерешительностью, до улыбок расслабляюще.
- Купи мороженое, пожалуйста.
- Хорошо.
- И покорми меня.
Чондэ улыбается и щелкает младшего по лбу, до сих пор не решаясь сказать, о своих безжалостных бабочках в животе, что убивают каждый день, где его нет рядом.

запись создана: 04.07.2012 в 00:50

@темы: Пичаль, fanfic, Парень из библиотеки, Пандыши, R, творческое

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра